Хасидская мудрость

В дивном уголке земли, который тогда еще был девственным, в этой чудесной местности среди высоких гор, глубоких долин и густых первобытных лесов жил тихой, созерцательной жизнью Исраэль Бешт. Он, свыкшийся с раннего детства с мыслью, что Бог – единственный его защитник, постоянно сосредотачивал все свои помыслы на Высшем Существе, к которому чувствовал нечто вроде горячей сыновней любви. Для него именно здесь присутствие Божие казалось более очевидным, нежели в шуме городов, на базаре житейской суеты. Там, где умолкал голос человеческий, громко звучал в его ушах могучий голос Бога. Вот это и было началом того восторженного, доведенного до крайности, религиозного пантеизма, который составляет одну из существенных черт учения Бешта. "Вся земля полна Богом!» – вот девиз этого учения.

В это время Исраэль жил в глубокой пещере, находившейся в горном ущелье. Ежедневно он совершал омовение в озере, к которому прилегала пещера. Такой образ жизни он вел в продолжение семи лет.

Брат жены, сжалившись над ними, купил им корчму неподалеку от города Кутова, куда Исраэль с женою переселились и зажили новой жизнью. Семейство Бешт оставил в самой корчме, где хозяйничала его жена, а сам же построил себе домик в близлежайшем лесу, на самом берегу реки Прут. И в этом новом уединении проводил он в молитве, изучении Каббалы и ночных бдениях большую часть своего времени. Домой в корчму являлся только по субботам и по праздникам. Дела шли у него в это время довольно хорошо, он порядочно зарабатывал от своего шинка и постоялого двора, и семейство жило не в нужде.

Как ни тщательно скрывал Бешт от людей свои религиозные стремления, однако случалось ему не раз невольно выдавать себя.

Прежде чем Бешт стал действовать открыто, ему пришлось еще раз испытать непостоянство фортуны. Вследствие каких-то обстоятельств, он лишился своей корчемной аренды и вместе с нею своего кратковременного благосостояния. Лишившись своей корчмы, начались его материальные бедствия, приведшие к тому, что "пальцы ног торчали у него постоянно из дырявых сапог». Жил он среди людей по-прежнему чудаком, молился большей частью наедине и с необыкновенным экстазом, совершая частые омовения перед молитвою даже в морозные зимние дни. Мало-помалу люди стали угадывать тайные мотивы его поступков, да и он сам становился менее скрытен. Многие узрели в нем истинного святого человека, способного творить чудеса. Несколько раз к его помощи прибегали больные с просьбой об излечении, но он отказывался, так как до 36-летнего возраста запрещено было ему свыше открываться миру.

Но с 1735года начинается новый период в жизни Бешта – период открытой деятельности и публичной пропаганды, продолжавшийся до самой его смерти. Здесь уже личная жизнь отступает на задний план.

Вначале Исраэль был чудотворцем-целителем. Он лечил больных и предсказывал события, чем и прославился в Польше и Литве.

В 1740 году Бешт поселился в Меджибоже, который становится центром, притягивающим к себе со всех сторон массу просителей, поклонников и пилигримов, и вместе с тем центром тесного, хотя и не малочисленного кружка сподвижников и учеников, которые окружали Бешта в последние 15-20 лет его жизни, а по смерти стали самыми ревностными продолжателями Учителя, самыми энергичными распространителями его учения.

Готовясь к роли вероучителя, Бешт как и раньше держался в личной жизни тех принципов и правил, которые впоследствии проповедовал другим. А одним из главных его принципов было то, что молитва составляет сущность веры, высшее ее выражение, и что в молитве человек должен сосредоточить все свое религиозное чувство. Молитва должна быть всегда горячая, восторженная, должна совершаться при известной экзальтации. И Бешт всегда следовал этому правилу: как только он начинал молиться, у него являлось восторженное настроение, часто доходившее до крайнего экстаза. Он молился, качаясь всем корпусом, и моментами сильно вздрагивал; вздрагивания иногда продолжались очень долго и бывали так сильны, что все стоявшее во время молитвы – посуда, вода, мебель – дрожало, колебалось и издавало стук. При сильном возбуждении он иногда громко вскрикивал в молитве, иногда же наоборот стоял неподвижно, как статуя, глаза сосредоточенно устремленные в одну точку, как бы окаменевали в своих орбитах, и только необыкновенный блеск их свидетельствовал о том, что молящийся жив.

Проповеди Бешта отличались такою же восторженностью, как и его молитва. Сначала он долгое время не мог говорить толком с людьми, вследствие сильной и постоянной сосредоточенности на мыслях о Боге, но впоследствии научился говорить, не нарушая этим своего экстаза. Бешт говорил со своими слушателями, как учитель: он в восторженных выражениях объяснял им сущность веры, значение молитвы, говорил о проявлении Бога в природе и человеке, о применении нравственного принципа к разным случаям обыденной жизни, – словом он давал слушателям принципы, внушал идеи, он поучал.