Хасидские предания

ном созерцании, посте и посещении бани для ритуального омове-

ния. Однако эти упражнения не имели ничего общего с аскетиз-

мом, который равви Аарон считал искушением, придуманным

самим Сатаной. Требования равви Аарона исходили из его соб-

ственного внутреннего опыта. Его "завет" выражает всю серьез-

ность, с которой он относился к самому себе: подготовить подо-

бающую каввану к тому часу, когда душа отделится от тела.

Друг равви Аарона, Шнеур Залман, говорил о нем, что он был

воистину источником Божественной любви и что всякого, кто

слышал молитву равви Аарона, наполняла любовь к Богу. Но

картина станет полной только тогда, когда мы вспомним слова,

которые сказал тот же Шнеур Залман после смерти равви Аарона

о том великом страхе перед Богом, который он испытывал*. Его

любовь была плодом его страха перед Богом, ибо только через

великий страх - какой был основным чувством равви Аарона

- можно достичь великой любви. Кто не испытывает этого

страха, не любит по-настоящему великого и грозного Бога, но

творит для себя какого-нибудь ничтожного идола. Одно из изре-

чений правнука равви Аарона, последовавшего по стопам предка,

гласит: "Страх без любви несовершенен; любовь без страха

- ничто". Этот мир, в котором мы живем, является местом, где

через страх можно достичь любви и где страх и любовь слиты

воедино. Вот почему в другом изречении правнука равви Аарона

говорится: "Этот мир - низший и в то же время - самый

возвышенный из всех".

Среди учеников Великого Маггида равви Шмелке из Никольс-

бурга был проповедником par excellence*; не тем проповедником,

который увещевает, как это делал в молодости равви Михал, но

проповедником per se*. Проповедь была его подлинной стихией,

потому что равви Шмелке верил, что слова, вызванные в нас

Богом, обладают способностью изменять людей; он никогда не

отрекался от этой веры, даже перед лицом явных разочарований.

Он считал проповедь действием, возвышающим молящихся до

высшего уровня чистоты. В своих проповедях равви Шмелке

постоянно требовал от молящихся двух вещей: во-первых, пото-

ками своей любви они должны смыть все разделяющие их стены

и объединиться в истинное собрание верующих, чтобы пригото-

вить место для союза с Богом; во-вторых, они должны отделить

свои молитвы от собственных индивидуальных воль и сосредото-

чить все силы своего существа на желании, чтобы Бог объединил-

ся со Своей Шехиной. Именно в таком духе равви Шмелке сам

молился, именно с таким священным стремлением возносил ду-

шу до состояния экстаза; поэтому посреди молитвы он иногда

забывал, что полагается говорить и делать, и начинал петь новые

мелодии, до того неслыханные. Равви Шмелке оставил свою

конгрегацию в Польше и уехал в Никольсбург, в Моравию,

в общину, которая очень негативно относилась к хасидам. Такой

человек, как равви Шмелке, не мог не вызвать там постоянных

и разнообразных нападок. На многих он все же оказал сильное

воздействие благодаря своему духу, всегда открытому и привет-

ливому, однако большинство членов общины, которых он пытал-

ся отговорить от привычного им образа жизни, делали все им

доступное, чтобы создать в своей общине невыносимые условия

для равви Шмелке. Существует множество версий истории о том,

как равви Элимелек, младший товарищ Шмелке по Дому Учения

Маггида, посетил его в Никольсбурге и в грубой, но выразитель-

ной проповеди сказал бюргерам, что они - слишком плохие

пациенты для такого прекрасного доктора, как равви Шмелке,

так что сначала он, Элимелек, цирюльник, выпустит им немного

крови*. В следующий момент равви Элимелек, внимательно

посмотрев сначала на одного человека, потом на другого, пове-

дал им все об их тайных страстях и прегрешениях. Сам равви

Шмелке никогда этого не делал, потому что слабость человечес-

кая не имела в его глазах большой важности. Главным его

отношением ко всем людям, в том числе и к врагам, была

любовь, необъятный поток любви, о котором он проповедовал.

Дом Учения равви Шмелке в Никольсбурге со временем стал

одним из главных центров хасидского движения. Равви Шмелке

оказал огромное влияние на учеников и друзей, а через них - на

бесчисленное множество других людей.

В противоположность равви Шмелке, равви Мешуллам Зуся,

известный под именем равви Реб Зише, был особого рода правед-

ником, жившим среди людей. В довольно поздние времена, в тес-

ных рамках небольшого восточного гетто, в его лице вновь

появился "юродивый", "дурачок Божий", специфический персо-

наж, известный из легенд китайских буддистов, суфийских преда-

ний и историй про учеников Св. Франциска Ассизского. Впрочем,

фигуру равви Зуси можно интерпретировать и как своеобразный

восточноевропейский еврейский тип бадхана, шута, в основном

встречавшегося на свадьбах, но в облике этого равви превратив-

шегося в святого. Перед нами человек, который, вследствие своей

непосредственной связи с Богом, нарушает нормы и правила

социальной жизни, хотя и продолжает при этом активно участ-

вовать в делах окружающих его людей. Он не порывает с общи-

ной; он просто отстраняется. Его одиночество перед лицом веч-

ного "Ты" - это не одиночество затворника, но человека, связан-