того человека больше не просят преобразовать свои "посторон-
ние мысли"; его просят отвернуться от них, и это влечет за собой
отказ достичь всеобъемлющего единства. Считается, что только
высшие люди не боятся контакта с силами искушения. (В этом,
несомненно, Хабад перекликается с некоторыми предостережени-
ями равви Эфраима из Садилкова, внука Баал Шема.) Но в своем
стремлении показать, что человеку для спасения необходим ра-
зум, Шнеур Залман умаляет важность собственного служения,
сущностно необходимого, согласно учению Баал Шема и особен-
но Великого Маггида, великую службу цадика как космического
помощника и посредника. Вещи, неправильно употребляемые,
отвергаются вместе с самим неправильным употреблением. Но
несмотря на все это, особые воззрения Хабада недопустимо
истолковывать как стремление к расколу. Сам рав подвергался
нападкам митнагдим*, противников хасидим, не меньше, если не
больше, чем другие цадиким его времени. Равви, настроенные
враждебно к хасидим, устраивали против рава заговоры и неод-
нократно добивались его ареста. Шнеура Залмана заключили
в Петропавловскую крепость в Петербурге, где подвергали дли-
тельным допросам. Его обвиняли в искажении учения Баал Ше-
ма, об истинности которого он открыто заявлял. Один цадик
сказал о Хабаде - и был недалек от истины, - что это учение
похоже на заряженное ружье в руках человека, который и стре-
лять может, и цель знает, да только у ружья нет спускового
крючка, чтобы выстрелить. И все же и в этой ветви хасидского
движения с ее рационализированным мистицизмом (развитию
которого способствовали рациональные тенденции литовского
еврейства вообще) нашли свое выражение давние стремления
души народа. Реальная жизнь равви Шнеура Залмана, цадика, со
своими хасидим - сердечнее и прочнее, нежели его холодная
доктрина, и поэтому рав причислялся своими учениками к плеяде
выдающихся людей, вновь обративших свои учения к изначаль-
ным принципам хасидизма. Несомненно, в самом раве ярко
горело "пламя" хасидизма. Легенды рассказывают о нескольких
случаях из его жизни, в которых ясно видна страстная личная
религиозность рава; близость* его к Богу ярко выражена в его
песнопениях, часть которых известна просто как "мелодии рав-
ви". Иногда они напоминают своего рода каббалистическую
песнь, в других случаях вращаются вокруг слова "Татениу"
(уменьшительное от слова "отец", "папа"), посредством которо-
го обращаются к Богу. Всегда, и во время праздника, и пребывая
в одиночестве, хасиды-последователи Хабада поют эти песни,
выражая с их помощью свое рвение и обновляясь ими.
Наставником равви Шеломо из Карлина был Аарон из Кар-
лина, учившийся вместе с Шеломо у Великого Маггида. Позднее
Шеломо стал в Карлине преемником Аарона. У равви Шеломо
молитвенное рвение было гораздо более строгим, чем у Леви
Ицхака, поскольку Леви Ицхак молился ради людей, а Шеломо
- ради самой молитвы. Равви Шеломо, как никто другой, вос-
принял всем сердцем учение Баал Шема о том, что перед началом
молитвы человек должен быть готов умереть, потому что само
существо молитвы требует от молящегося полной самоотдачи.
Молитва была для него грандиозным и рискованным предпри-
ятием, которому необходимо отдаваться целиком, так, чтобы
невозможно было думать ни о чем другом, чтобы невозможно
было даже представить, что после молитвы что-либо будет.
С юных лет эта способность к самоотречению сделала молитву
равви Шеломо необычайно сильной. Перед тем как представить
его Великому Маггиду, равви Аарон рассказал учителю о том,
как накануне Иом-Кипура молодой Шеломо произносил слова
"Сколь славно Имя Твое по всей земле!" так, что ни одна из
падших искр Божиих не осталась невознесенной. Существует
замечательная история о том, что некоторые из хасидим Тании
пришли к Шеломо и впали в продолжительный экстаз, пока он
произносил псалом перед тем, как благословить их. Таниа и сам
высоко отзывался о Шеломо, говоря, что он "на ладонь выше
мира". Но также рассказывают, что после того, как равви Мен-
дель из Витебска уехал в Палестину и некоторые его хасидим
думали присоединиться к равви Шеломо, Таниа отговорил их
теми же самыми словами: "Как же вы можете отправиться
к нему? Ведь вы знаете, что он - на ладонь выше мира!"
- подразумевая, что, хотя экстазы Шеломо весьма похвальны,
они не имеют для людей большой пользы. В этих словах кроется
ключ к разгадке того, что произошло между этими двумя равви
позже. В период кризиса хасидской школы в Карлине, вызван-
ного главным образом растущим влиянием Тании, равви Шело-
мо решает поселиться в районе Витебска, который ранее был
областью равви Менделя, но к тому времени уже попал в сферу
влияния Тании; поэтому равви Шеломо пошел к нему, прося
о согласии на переселение. Рав выдвинул три условия, глубоко
характеризующих и Шеломо, и его самого: равви Шеломо не
должен с пренебрежением относиться к книжникам; он не должен
пренебрегать "естественным благочестием" (то есть благочести-
ем без экстаза); он не должен впредь говорить, что цадику
следует в первую очередь пасти свою паству (этой фразой Шело-
мо выражал мысль, что главная функция цадика - быть посред-