Хасидские предания

В современном хасидизме существует множество искривлений, появившихся на более поздних этапах этого движения. Наряду с восторженной любовью к цадику мы видим и некую грубую форму преданности со стороны тех, кто относится к цадику как к великому магу, к тому, кто близок небесам и обладает способностью исправлять все неправильное, кто облегчает хасидим работу над собственной душой и обеспечивает им желанный покой в загробном мире. Хотя хасидов одного цадика часто объединяет чувство подлинного братства, они порой сторонятся последователей других цадиким, а иногда даже относятся к ним враждебно. Подобный контраст можно наблюдать также между свободной религиозной жизнью хасидим в хасидской общине и их твердолобым оппортунизмом по отношению к государственным властям. Иногда грубый предрассудок уживается здесь бок о бок с целомудренной фантазией восторженного духа, измельчая его глубины, а иногда проявляется и чистейшее мошенничество, полностью убивающее этот дух. Большинство подобных явлений знакомо нам из истории других религиозных движений, также порожденных жизненной силой народа; некоторые из них становятся понятными, когда мы вспомним о патологических условиях самой жизни в изгнании. Впрочем, я не преследую цель подробно входить во все это; я лишь стремлюсь показать то, что делает хасидизм одним из самых значимых из известных нам явлений живой и плодотворной веры и – вплоть до сегодняшнего дня – последним великим порывом воли евреев служить Богу в этом мире, посвящая Ему всю свою повседневную жизнь.

Уже на самых ранних этапах движения хасидизм распался на множество различных общин, мало общавшихся между собой; также очень рано у отдельных цадиким появились довольно сомнительные черты. Однако каждая хасидская община продолжает сохранять в себе зародыш Царства Божия, зародыш – не более, но и не менее, и часто этот зародыш живет и возрастает во плоти, что не позволяет говорить о том, что движение разлагается. Даже теперь у цадика, промотавшего духовное наследие своих предшественников, иногда бывают часы, когда его чело просветляется, словно изначальный свет касается его своими лучами.

В периоды кризиса веры, когда вера обновляется, человек, который вызывает и возглавляет это обновление, часто вовсе не является духовным человеком в обычном мирском понимании этого слова. Он – тот, кто черпает свои силы из необычного союза между духовным и телесным, между огнем небесным и земным, но именно возвышенное определяет его выстроенную из земного структуру. Жизнь такого человека – это постоянное восприятие огня и превращение его в свет. Именно в этом заключается причина его двойственного воздействия на мир: он возвращает к земному тех, кого преобладание мысли оторвало от земли, и возносит до небесных высот тех, над кем довлеет земная тяжесть.

Израэль бен–Елиезер из Мезбижа (Меджибожа), называемый Баал Шем Товом (1700–1760), основатель хасидизма, был именно таким человеком. Сперва он кажется просто одним из плеяды Баал Шемов*[26], «владеющих Именем», то есть тех, кто знает Имя Божие, которое обладает магической силой, способен произносить Его и с помощью этого искусства помогать приходящим к нему людям и исцелять их; это занятие является своеобразной формой магии, которую религия впитала в себя. Подлинной основой деятельности Баал Шемов были их способность упрощать внутренние связи между вещами, лежащие за пределами пространства и времени (и становящиеся явными в состоянии, которое мы обычно называем интуицией), а также их особенное, усиливающее и консолидирующее воздействие на душевный центр своих последователей, дававшее этому центру возможность преобразовать тело и всю жизнь человека, воздействие, по сравнению с которым так называемые «суггестивные способности» – не более чем его искажение. Некоторые аспекты деятельности Израэля бен–Елиезера говорят о его определенной приверженности традиции Баал Шемов, но есть и одно существенное отличие, отразившееся даже в изменении эпитета с «Баал Шем» на «Баал Шем Тов»*. Это отличие и его значение недвусмысленно прослеживаются в легендарной традиции.