Хасидские рассказы

И, взяв Хананию за руку, ребе Хия повел его с собою в семинарскую молельню. По пути ребе Хия думает: «Такой он юный… Такой голос… И кающийся… А в глазах проклятие… Неисповедимы пути Господни…»

* * *

Поздней ночью ребе Хия ходит с юношей по саду. Время от времени ребе Хия с мольбою взирает в небо, ища знака согласно астрологии; но небо закрыто немым, свинцовым облаком; ночь без луны, без звезд; светятся лишь оконные стекла в доме ребе Хии. При их свете ребе Хия повел Хананию в отдаленную беседку. Усевшись, ребе Хия первый заговорил:

— В священном писании сказано, — начал он, — «Daagoh b’lew isch — jassichenoh».

— Учитель, что сие означает? — спрашивает юноша.

И ребе Хия переводит ему текст.

— Daagoh — скорбь (Ханания повторяет за ним), b’lew — в душе, isch — человека, jassichenoh — пусть скажет о ней: пусть он изольет перед человеком горечь сердца.

И хотя юноша постигает лишь перевод святых слов, все же бледное лицо его розовеет от радости, как у человека, лежащего в обмороке, когда его приводят в чувство и жизнь постепенно возвращается телу.

Сильная жалость к юноше охватила ребе Хию. Он сказал:

— P’sach picho b’ni — раскрой уста свои, сын мой — w’joiru d’worecho — и пусть засияют слова твои. Покайся, дитя мое…

И Ханания начал свою исповедь.

Родом он из Иерусалима… Его мать, богатая вдова, содержит москательную лавку.

У нее всего двое детей: старшая его сестра, Эстер, да он.

И мать, понятно, больше любит Хананию, нежели дочь. Притом, Ханания с детства обнаруживал гениальные способности…

И хотя дочери исполнилось уже шестнадцать лет, мать о ней не заботится и не ищет для нее жениха. При напоминании соседок у матери всегда готовый ответ: «Моя дочь еще в старых девках не числится»!.. И всем сердцем отдается сыну. Нанимает для него лучших учителей и, будучи дальней родственницей рош-иешиво и вхожей в его дом, она через каждые несколько суббот водит сына к раввинше, чтобы та попросила супруга проверить успехи подростка.

Ханания снискал любовь рош-иешиво. Мать, стоя за дверью, слышит, как хвалят его. Заглядывая через щелку в дверях, видит, как рош-иешиво ласково треплет его по щеке, угощает сладким яблоком — и радуется!

Еще больше обрадовалась мать, узнав, что рош-иешиво не прочь принять подростка в свою семинарию. Однако она не согласна расстаться с дитятей, желает держать свою утеху при себе дома. Там она может иной раз, оставив лавку на попечение соседки, забежать домой и расцеловать своего ненаглядного. Наняла она известного ученого, чтобы тот занимался с юношей дома. И в выборе учителя она сильно ошиблась…

Учитель был из лжеученых, занимающихся Словом Божьим не во имя Господне, а лишь стремясь возвеличить и прославить свое имя. Он свел также Хананию с пути истины. Изощряя его ум лишь казуистикой да софистикой, учитель развивал в нем умение все опровергать и посеял в душе Ханании горькие семена суетной гордыни. И Ханания быстро постиг это искусство! Ибо такие занятия лишь искусство, а не наука. Не это заключалось в словах Божьих, раздавшихся на горе Синай. Но люди этого не понимали, а лишь больше все расхваливали Хананию. А мать — что знает глупая еврейка? — все больше им восторгалась…

Через некоторое время Ханания заявил матери, что больше не нуждается в учителях. Та в восторге.

И Ханания продолжал уже самостоятельно идти по ложному пути. Заводил споры с юношами из семинарии и другими учеными, легко одолевал их, унижал, представлял неучами. Дело наконец дошло до рош-иешиво. Тот счел это детской шалостью и заметил, что это первые проявления гения… Он лишь велел передать от его имени матери Ханании, чтоб она слегка наказала сына.

— Мать, — говорит, — имеет право…

Но та лишь расцеловала сына и даже поднесла ему ценный подарок в награду за успехи…

Ханания, видя, что все им довольны, становится еще более дерзким. Бегает по синагогам и молельням и там показывает свое искусство. Завидит ученого за книгой, подойдет и задаст ему вопрос по поводу изучаемого им текста. Выслушав ответ, в момент разбивает его. Пока тот, читающий, не растеряется совершенно, и Ханания тогда показывает всему народу, что ученый и представления не имеет о Талмуде…

Иногда ученик семинарии произносит речь, или ученый держит слово перед собравшимся народом — не успеют они окончить, как Ханания взбирается на кафедру и разбивает оратора в пух и прах, кромсает речь на кусочки, рвет ее точно паутину, всех изобличает в неведении…

Снова жалуются рош-иешиво. Тот велит передать матери, что юношу следует выпороть…

Но мать, гордая успехами сына, лишь больше ласкает и балует его.

И Ханания продолжает свое. Рош-иешиво, узнав о бездействии матери, говорит, что он к сожалению боится сам наказать юношу, ибо тот настолько преуспел в науках, что лишь мать имеет право оскорблять его. Однако, ввиду ослепленности и непослушности матери рош-иешиво велел позвать Хананию к себе. Ханания гордо вошел и стал дерзко возражать на замечания рош-иешиво, опровергать его доводы, показывать свое умение… Рош-иешиво, отличавшийся скромностью, не обрывая его и не сердясь, лишь заметил: