Читаем Хасидские рассказы полностью

— Батюшка, не говори мне об этом… Я всегда твою волю исполню…

— Мирьям, ты желаешь быть праведнее праматери Ревекки?

Мирьям улыбнулась: нет.

— Когда Элеазар, раб Авраама, пришел взять Ревекку в жены праотцу Исааку, сказано в Писании, то спросили девицу Ревекку, желает ли она отправиться с Элеазаром. Следовательно, она не постыдилась, просто сказала: да, я пойду!

— Спрашивай, батюшка, если знаешь о чем. Я отвечу.

И он спросил ее:

— Скажи мне правду, Мирьям, кого из учеников моих ты бы хотела иметь своим мужем?

— Хананию! — тихо ответила Мирьям, так тихо, что лишь отцовское ухо могло уловить это слово.

Удивился ребе Хия и спросил:

— Чем он понравился тебе, дочь? Разве ты с ним говорила?

— Боже упаси! — ответила она. — Притом, разве он ответил бы женщине?

Ребе Хия, улыбнувшись, спросил:

— Чем же дитя? Расскажи.

Но видя, что она не решается, он сказал:

— Я, как отец, приказываю тебе!

Она стала рассказывать, что с первой же минуты Ханания ей понравился. Во-первых — голосом: маслом ароматным он вливается в душу! Во-вторых — своей силой…

— Силой? — удивился ребе Хия.

— Конечно, сила нужна! Чтобы ходить в полотняном вретище среди стольких товарищей, не стыдясь и не боясь пересудов, громадная сила нужна.

— И только? — спрашивает ребе Хия.

— И добротой, что глядит из очей у него, и печалью своей… За душу хватает…

— Дитя, он кающийся. Тяжелый грех лежит на душе его…

— Господь должен простить его! — вырвалось у девушки. — Шла я раз мимо беседки, где он уединяется, и услыхала его молитвы! Батюшка, разве возможно, чтоб такие чистосердечные молитвы не были услышаны?

— Господь милосерден, дочь!

— Я не знаю, чем он согрешил… Но искупление его велико! На его лице написано столько раскаянья, столько горя, а иногда даже отчаяние! Его должно пожалеть!..

— И ты чувствуешь лишь жалость к нему, дочь?

— Так было сначала, отец… Будь я на твоем месте, отец, — подумала я раз, — я бы денно и нощно молилась за него… Потом я так стала думать: Будь я сестрою его, я бы за него свою душу отдала… И вдруг, отец, — ты же велишь мне всю правду сказать, — струя горячей крови прилила к моему сердцу… И мне показалось, что истинно пожертвовать собою может лишь любящая жена!.. Ты приказал, вот я и рассказываю!..

— А раз, батюшка, мне об этом такой сон приснился. Было это в праздник… в Лаг Беоймер. Ты с учениками поехал кататься по морю на корабле… Ханания также; ты велел ему… И я видела через окно, какой грустный он всходил на корабль…

Я осталась одна… Стало мне скучно одной в доме и так тоскливо… Я сошла в сад. В саду также тихо. Не слышно птичьего пения… Будто даже черви древоточцы замолкли… Меня охватила невозможная грусть и усталость…

Направилась я к цветам… Те стоят изнывшие, опустив головки; очень жаркий день выдался… Легла я на грядке у белых лилий, заложив руки за голову, и гляжу в небо… И как-то задремала. Бот тогда мне и приснилось:

Под небом летает голубь… Тихий, белый, печальный голубок… А за ним, невидимая им, носится черная птица с длинным, острым клювом, поймать его хочет. Жалко мне стало голубя, стала я кричать. Голубь не слышит, продолжает летать, но черная птица испугалась и исчезла на несколько мгновений… Потом снова явилась, летит быстрее, вот-вот схватит его… Еще более сильная, более горячая жалость охватила меня. Я кричу еще громче. Снова исчезла вспугнутая черная птица. И опять появилась… Дикий крик вырвался из груди моей… Тогда и голубок услыхал, спустился ко мне и спрашивает:

— О чем кричишь, девушка?

— Я отгоняю, — отвечаю я голубю, — своим криком невидимую тобою черную птицу, она хочет лишить тебя жизни…

— Она не хочет, но должна убить меня… Я осужден на смерть… И она лишит меня жизни, если кто-либо не решится пожертвовать собою ради меня.

— А на это, — прибавил печально голубь, — никто не пойдет-.

— Я! — крикнула я голубю. — Я готова на это…

— А ты не отступишься от своих слов?

— Нет! И я ему в этом поклялась.

Голубок склонился ко мне, любовно посмотрел мне в глаза и улетел.

Проснувшись, я поняла, что сон означал: он, Ханания — голубь… Пожертвовать собою может лишь любящая жена… А я в том поклялась!

Опечалился ребе Хия и спрашивает:

— А если Ханания не долговечен на земле? Если от него только должен произойти великий человек, а он сам уйдет молодым из мира?

— Сколько бы лет ему ни суждено было, пусть они будут благодатными! — ответила Мирьям.

Грустью сияют глаза ребе Хии.

— А как, если от него лишь должен народиться великий… весьма великий ученый, гений, — но жизнь его самого определена не годами, а лишь днями, несколькими днями после венца…

— Пусть дни! Пусть лишь дни эти будут благодатными!

— И ты согласна остаться юною вдовою?

— Богом благословленной!..

Замолчал ребе Хия, пораженный силой юной девушки.

«Судьба», — решил он.

А она, положив руку на его плечо и подняв глаза, пророческим голосом произнесла:

— Я надеюсь однако, что смерть, угрожающая ему, будет отменена! Я своей жизнью пожертвую ради него…

— Как, дочь моя?

— Я еще не знаю. Ведь я даже не знаю его греха.

— Позже он мне все уже скажет…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее