Цадик, праведник читает слово Божие. С первого взгляда кажется: зачем оно? Ведь каждый может взять книгу и читать.
Но это не то! — Погодите, ручаюсь, что вы меня поймете…
Писано: «Ибо благостыня свеча, а Слово Божие — свет»…
Да… Благодеяние — свеча, но свеча не светит, пока ее не зажгут… У человека свечной завод, пуды свеч на склад, он однако может бродить в потемках! Слово Божие — самосвет, а благодеянию нужно чувство и постижение тайного смысла его…
Благодеяние без чувства — мертво… труп…
Руки подали милостыню, уста произнесли хвалу Господу, ноги вели в дом молитвы, но душа в этом не участвовала… Чувства не доставало! Не зажгли свеч!
А нет света, нет и радости…
И люди творят добрые дела, а ходят печальные, с грустными лицами, мрачными глазами, вздыхают, стонут…
Нет радости в благодати!
Да и как радоваться мертворожденному сыну!
Много доброго делаете, но печать печали на вас!..
Милостыню даете — из жалости… «Получи и уходи с глаз долой!» Лишь бы поскорее избавиться от нищего… На дом посылаете свою лепту, чтобы горемычного лица не видать… Вы ежедневно читаете страницу Талмуда — закон велит! Это повинность, которую следует отбыть. Своего рода каторга! В праздник у вас готовят мясное, рыбное, сладкое… Но мечтаете вы о том, чтобы праздник скорее кончился… Радуетесь звездочкам на исходе субботы! Ждете их, как Мессию! Довольны, когда наступает последний день Пасхи и можно выпить пива! И, не будь вам в обиду сказано, если вы в праздник кущей молитесь о дожде, то лишь затем, чтобы кушать в доме, а не в куще!
Радости нет в вас! Потому, что вы все плотски делаете, без души… Потому, что ваша благостыня — тепло бесчувственное, незажженная свеча!
Конечно… Не всякий удостаивается совершать яркие, живые благодеяния… И «невежа не может быть праведником». Без слова Божия — «света», без Торы, подобной огню, нельзя быть праведником… И поэтому не все хасиды держат зажженные светильники…
И собираются-таки к цадику холодные души, мерзлые души, евреи со свечами за пазухой, но без огня в глазах… Приходят грустные, печальные… И обращаются к цадику, обращаются за исправлением, за светом… И цадик, заметив это, начинает читать Божие слово… И читает слово, подобное огню… Горящую тору, зажигающую светильники… Благодеяния, совершенные без чувства и смысла, их получают… Они загораются и начинают светить… Мертвецы воскресают, обретают пламенно-яркие души, ангельские лики.
И становится светло, и является радость, веселие, восторг, любовь, братство, единение…
Все озарено сиянием!..
Чего добился цадик?
Он «огнем, посеянным ради праведников» зажег еврейские свечи!.. А когда все горят? — Сами ведь понимаете, что, как следствие этого, возникает радость, веселье, рождается восторг радения, затем — тяготение к Божеству, затем…
Впрочем, это уже не про вас… С вас довольно одной радости, радости о благом деле, радости о празднике…
Что вы делаете в Судные дни?
Месяц Элул, шутите вы, вступает в знак Дев, и вы плачете!
Миснагид живет по календарю…
Вы сморкаетесь и плачете…
Превращаетесь в плакальщиков, в баб!
И дрожите всем телом!
Мы же в эти дни веселимся, пляшем, поем! Гуляем по улицам! Как можно плакать, когда кругом светло, когда все пламенеют!..
Но если речь зашла о свете, то я вам расскажу притчу; ее вы наверное поймете! Вы знаете ведь, что существуют два светила — солнце и луна. Солнце дает свет и тепло, а луна, как вам наверное известно, — ведь вы любите луну, ваши сыновья посвящают ей стихи и вздыхают по ней — луна дает лишь свет… Ребе сидел однажды у окна — сумерками дело было.
Он любил бывало сидеть у окна сумерками… Взошла луна, и мы воочию увидели, что она нарочно показалась из-за облака, чтобы приветствовать его… Он улыбнулся. Потом обратился к нам и спрашивает, знаем ли мы про жалобу луны… Мы, конечно, говорим, что не знаем; он рассказал:
— Солнце, — говорит, — на страже днем, и ему тепло; луна же стоит на страже ночью, и ей холодно… Пришла она однажды с жалобой в небесный суд: ей, мол, холодно! Просит, чтобы ей сшили шубу!.. Суд признал ее правоту. Созвали портных со всех концов света и велели шить ей шубу! Портные говорят, что они не в состояние исполнить приказ. Они, мол, не знают, как с нее мерку снять: в течение всего месяца — она либо толстеет, либо худеет…
Ну?
Как вы скажете?
Пусть сошьют тридцать шуб! Я так и знал, что это вы поймете! Он, дай ему Бог здоровья, первый на эту мысль напал.
Меж двух гор
Между Брестским раввином и Бяльским цадиком Рассказ меламеда