Хазарянка

– Невероятно рад тому! – воскликнул меняла, изображая восторг. – Ведь отныне точно уверовал я: достойным будет пригласить тя взять попечительство над ладьями, коих, увы, уж лишились злосчастный Горазд, а ним и Благослав – знакомец твой не из дальних…

– Попечительство? О чем ты?

– А ты и не вем? Позор мне! – изобразил недоумение скрытный засланец из зарубежья. – Я-то уверен был, что веду речь с осведомленным. Прости мя за невольную оплошку! И наново поспешим провожаться, ибо явно не созрел ты – не по своей вине, для принятия решения, возносящего тя к вершинам …

И заглотил Веденей крючок любопытства, наживленный умыслом, враждебным любому благочестию! Поелику незамедлительно справился он, в чем попечительство то.

– Не открою, допрежь не принесешь клятву высшей секретности о неразглашении, иначе не токмо моя глава слетит с плеч, а и твоя, – поставил условие подлый меняла.

И охотно исполнил Веденей то обусловленное ему, сознавая, что любая клятва, даже высшей секретности, тем и хороша, что составляет некий товар особливого свойства, подлежащий – при случае, продаже на особо выгодных условиях, сродни овеществленным товарам.

Вслед разом узнал, что некая группа достойнейших, включавшая не токмо аборигенов, а и вполне освоившихся пришлых – отнюдь не из тех, кто «сами мы люди не местные», беззастенчиво раздаивающих простодушных, обращаясь за неотложным вспомоществованием по случаю стихийного, якобы, пожара (наводнения, ограбления, скоропостижной кончины самых близких, коих похоронить не на что, неминучей кончины с голодухи несчастной собачки, ежели срочно не накормить ея, и хронического паралича ножек у дитяти, а оно непременно сменится аналогично обезноженным того же возраста, и по выходе из подземного перехода резво зашагает), озаботилась дальнейшей судьбой малой торговой эскадры, бывшей допрежь в совместном владении старшего компаньона Горазда и младшего компаньона Благослава. Поелику их ладьи, возвращаясь загруженными из Булгарии, обеспечивали стабильную занятость труженикам на пристани и шустрым перекупщикам.

И возникло опасение: не перехватят ли выгодную для городища водную грузоперевозку, а с ней и фрахт, чуждые булгары, заняв опустевшую нишу – в явный урон коренным и укоренившимся жителям сего городища, портового? Однако упомянутые достойнейшие, а не пришло еще время назвать имена, ведь лютые у них конкуренты – одно слово, волчары, полагают срочным: выкупить суда той эскадры, дополнить новыми и передать непосредственное управление приглашенным младым из самых даровитых и дельных; самим же остаться в тени, получая половину с будущих прибылей. Понятно, что тем младым, коим достанется иная половина, неплохо бы наперед навсегда избавиться от небезопасных для них Горазда и Благослава, понеже невмочь исключить, что завербуют их конкуренты и выведают все коммерческие тайны!

– И открою тебе, отныне обрученному с клятвой высшей секретности, за разглашение коей надлежит смерть в страшных муках, что во главе тех молодых наметили поставить тя, ибо самый ты даровитый из даровитых и самый дельный из дельных! – завершил Глот, урожденный Дорофей из ромейской Деметриады, грек по отцу, велезегит по матери и тайный христианин по исповеданию, пребывающий в качестве резидента в бассейнах Оки и Прони под личиной примерного вятича и ревнителя поклонения Стрибогу.

– Достоин ли я? – изобразил скромность самый даровитый и дельный, с недоверием восприняв озвученные посулы, а не в силах постигнуть, чего исподволь добивается меняла. Ведь не был Веденей легко управляемым извне лохом – тут бывалый Глот вельми ошибся. И понапрасну решил он привлечь к исполнению задуманных злодейств именно того, за кем приступал охотиться герой Молчан. Понеже, вследствие той неразумности, кармические колеса причинно-следственного ряда сделали оборот от «не нашего» резидента в направлении славного ловчего, одновременно и нештатного сотрудника «наших» органов, предопределяя неизбежный конфликт интересов, аще не сумеют договориться…

– Достоин, и неоспоримо! Многие тебе лета во главе судоходства до Булгара и обратно! – воскликнул махровый искуситель, наметивший кончину Веденея, едва тот устранит Горазда и Благослава, и решив наново прибегнуть к методике, упокоившей изменившего Горазду Елагу, коему Глот посулил – пред чаркой с отравленной мальвазией: «Далеко пойдешь с таковыми дарованиями!». И добавил:

– Назавтра убываю по неотложным делам на брега Прони. Вернусь дней чрез десять, не ране. Ты же за сей срок обдумай насчет тех двоих, неугодных Стрибогу, зане опозорили честную славу всего нашего городища. Вельми опасно – особливо для тя, и впредь терпеть их на этом свете. Зажились! А договорим по моему возвращению…

На том и расстались они, тая разные умыслы. Ибо напутствие менялы зело впечатлило Веденея, ощутившего угрозу самому себе. Ведь ему, по сути, предлагалось свершить двойное злодеяние, получив вместо задатка ничем не подкрепленное обещание главенства в чужой затее, отнюдь не гарантировавшей реальную выгоду, вельми смахивая на «разводку».