Хазарянка

Оба – и Асадулла («лев Аллаха»), и Бахрам («победитель»), имели устойчивую славу добычливых промысловиков на море. Рабочие взаимоотношения их уместно было бы обозначить двумя базовыми характеристиками: «взаимная неприязнь» и «обоюдная ревность». Ибо не льву принимать первенство победителя, и не победителю склоняться пред львом! И аще возвращался с обильной добычей Асадулла, тут же мрачнел Бахрам. А ежели победоносным оказывался Бахрам, лучше и не подходить к Асадулле…

На сей же раз вынужденно объединились они (тогдашние профи морского разбоя порой промышляли не токмо порознь), отправляясь за добычей – в прокорм себе и экипажам. Зане не столь давно – сразу от отмены ромеями обязательного запрета на морские перевозки из-за сезона бурь, неизменно продолжавшегося до скончания первого месяца весны, начинаясь со второго месяца осени, пиратская флотилия в том регионе претерпела жестокий урон.

И на экстренно созванном вслед совете капитанов – неформальном, однако влиятельном, прошедшем в накаленной обстановке и едва не завершившимся кровопролитием, было принято – большинством голосов, кардинальное решение. А именно: воздержаться от наступательных действий, доколе сия армада не восстановит прежнюю численность и боеспособность – путем накапливания сил, дополнительных тренировок личного состава и основательного ремонта четырех галер, корпуса коих претерпели от неверных, исповедавших недостойное христианство. Асадулла, и Бахрам были в числе тех, кто поддержал сие. Что до отступников от генеральной линии во главе с двоюродными братьями Халимом и Юнусом, не пожелавших пребывать в бездействии на неопределенный срок, они – в назидание иным диссидентам, еще не проявившимся, однако потенциально возможным, были преданы солидарной анафеме большинства.

Предыстория той при началась при поступлении из Константинополя совершенно секретной информации особливой важности. Доверенный источник, являвшийся отнюдь не первый год старшим специалистом отдела оформления отхода судов из порта Авидос, уведомил, что формируется караван для отправления из Авидоса на Родос. Причем, без сопровождения кораблей ВМФ империи! А ни одна пиратская армада, будь в ней хоть двадесять галер, ни за что не рискнула бы напасть на караван, сопровождаемый даже одним высокопалубным дромоном, ибо сии корабли, имея сифонофоры, устроенные в виде бронзовых чудищ с поворотным механизмом и разинутыми пастями, откуда изрыгался смертоносный «греческий огонь», горевший даже на воде, и не было спасения экипажам, наводили ужас на всех противников ромеев на море.

А помимо того, дромоны ударного класса, управляемые сразу двумя кормчими – кивернетами, были оснащены башнями со стреляющими из них лучниками, катапультами, метающими дротики и кувшины с зажигательной смесью, и баллистами мощного боя, посылавшими камни и каменные ядра. На каждом из сих кораблей та сотня гребцов, что располагались на верхнем ярусе по двое на весло (полсотни иных гребли на нижнем ярусе – по одному на весло) была обучена навыкам абордажных схваток, вооружена мечами с копьями и имела доспехи; на борту пребывал и отменно подготовленный отряд морской пехоты – числом от полусотни до седьмидесяти, незаменимый и при десантах.

Однако информатор, именем Агафон, обозначавшем «добродетельный», «благородный», коренной ромей из греков в возрасте, близком уже к преклонному, заверил в своем донесении, переданном через связника вожаку той пиратской флотилии Маджиду, что все действующие дромоны ударного класса с изрядным сроком службы, а новых не строили уж шестьнадесять лет, проходят плановый ремонт – для восстановления их боеготовности, на верфи главного военного порта Эсартисис, понеже тому способствует нынешняя слабость ВМФ Халифата, предопределяющая отсутствие прямых и явных угроз. К тому же, удалось ему, Агафону, предотвратить сопровождение каравана двумя памфилами высокой боевой готовности. И нечего опасаться!

И не мог не поверить Маджид добродетельному и благородному Агафону с безукоризненным послужным списком и образцовой биографией, не хуже, чем, например, у ставших известными девять с лишним веков спустя полковника ГРУ Пеньковского, генерала ГРУ Полякова, полковника внешней разведки Гордиевского, Героя Советского Союза Кулака из того же ведомства и секретаря парткома Краснознаменного института КГБ СССР (прежде – Высшая школа разведки, «школа 101») полковника Пигузова, имевшего прямой доступ ко всем личным делам выпускников, а расстреляли лишь троих из них.

Никогда не был причастен он к боевым походам, ни разу не нес вахту и вообще не выходил в море, страдая непереносимостью даже самой малой качки. Зато являлся вельми успешным по части финансового обеспечения и ревизий в трех военных портах поочередно, подворовывая аккуратно – не зарываясь, и неизменно делясь с начальствующими, что вельми ценили те!