Хазарский меч

– Славься, великий Один, Отец Колдовства и Властитель Ратей! Я нуждаюсь в совете и прошу тебя о нем. Желаешь ли ты получить в дар самого знатного из наших пленников, Хастена сына… не ведаю имени его отца, но он один из хёвдингов в Тархан-городце. Так вышло, что его помощь пригодится моему сыну, если ему придется продолжать этот поход вместо меня, да и другим людям. Мы отдадим его тебе немедленно, если ты того желаешь, и оставим ему жизнь, если ты позволишь. Дай мне ответ, чтобы я мог правильно истолковать твою волю.

Сказав это, Улав запустил руку в мешочек, несколько мгновений перебирал гладкие костяные кружочки под пальцами… От движения его пальцев, от сделанного вслепую выбора зависела судьба и Хастена, и, возможно, многих других людей, даже единственного сына самого Улава. Чувство близости судьбы коснулось души Улава, как невидимый, но яркий луч; рука медлила в мешочке, не решаясь сделать выбор… а потом он вдруг ощутил, что одна из бляшек уже зажата в пальцах.

Выбор сделан. Улав еще не видел руны, но сердце екнуло. Он вытянул руку из мешочка и осторожно положил руну на белый платок, стараясь не нарушить того положения, в каком она попалась под пальцы. Она легла пустой стороной кверху, и Улав перевернул ее.

В глаза бросилось изображение: прямая черта и две косых в ее нижней части.

– Это руна Фе… перевернутая, – объявил Улав для тех, кто не видел или не знал имени руны. – И она означает… что Один не желает сейчас получить этот дар. Он отказывается. Ну, что я говорил? – с чувством облегчения Улав обвел глазами свидетелей гадания.

Но еще более сильное облегчение, как легко догадаться, отразилось на лице Хастена.

– О́дин распорядился оставить тебе жизнь, – обратился к нему Улав. – Смотри же, не пытайся обмануть доверие бога – он-то знает и видит все. Отведите его обратно к пленным, – велел он хирдманам. – Если моему сыну суждено продолжать эту войну вместо меня, он будет служить ему проводником, а если нет, то я уступлю его вам, – он посмотрел на Годреда, – за обычную цену таких пленников.

Хастена увели.

– Пойдем посмотрим, как наши на ночь устроились, – предложил Годо, и они со Свеном вышли.

Снаружи темнело – наступала длинная ночь зимы.

– Вот оно что – когда жизнь текёт, – рассуждали ратники, греясь у большого костра перед избой. – Одну стрелу метнул – и на всю жизнь богач! А коли не текёт – наломаешься, а проку чуть…

– Эх-х…

По пути через городец, набитый людьми, санями с поклажей, лошадьми, оба брата были немного мрачны, хотя затруднялись объяснить, что именно их гнетет.

– Улав – умный человек, – начал Годо, когда они вышли из ворот и направились к кострам своего войска. – Но пытаться обмануть богов, а тем более самого Одина едва ли умно. У них много времени, они найдут способ отомстить.

– Я слышал, Один бывал благосклонен к предателям и разжигателям раздоров, – ответил Свен. – Может быть, ему и правда желательно оставить жизнь этому псу хазарскому и посмотреть, что из этого выйдет.

– Одину – верю. Весьма возможно, что ему желательно поглядеть, где этот пес нагадит. Но как бы разгребать его дерьмо не пришлось нам с тобой.

Глава 10

Когда дозорные принесли весть, что сквозь лес видны костры войскового стана, Ярдар было подумал, что боги совсем от него отвернулись и смоляне опережают их по дороге на восток. Однако взял себя в руки и велел подобраться поближе, чтобы точно выяснить: что там за люди, сколько их. Уже сгущалась тьма, он и сам подумывал о ночлеге и лишь надеялся найти какую-нибудь весь, чтобы там было хоть три-четыре избы или бани с печью – для раненых. С ним было сотни две вятичей-оковцев и веденцов, от полусотни тархановской дружины осталось двадцать восемь человек, считая его самого. Убили Безлета – Ярдар сам не видел, ему рассказали ратники, – убили Небрегу, Верхушу и еще два десятка тех, кого он знал с рождения. Гибель Заволода Ярдар видел своими глазами – после нее строй рухнул окончательно. «А ты мне зять, – говорил тот совсем недавно… божечки, всего лишь нынче утром! А мнится, сто лет прошло. – Без родни не останешься, не крушись». А вот нет у него ни зятя, ни шурина. Хастена Ярдар вспоминал как человека, которого не видел много лет – Хастен остался еще в той жизни, где вятичи шли вперед, захватывая одну угренскую весь за другой, но с тех пор случилась битва, в которой Хастен уже не участвовал, и все переменила. Теперь Ярдар чувствовал себя и старше Хастена, и опытнее. Еще бы успеть извлечь из этого какой-то прок.

Из числа раненых с ними были только те, кто сумел уйти с поля на своих ногах, тяжелораненых пришлось оставить на милость победителей. Смоляне не подпустили вятичей к Ратиславлю, и даже те, кто уцелел в битве, теперь не имел ничего – лошади, сани, обоз с припасами и дорожными пожитками достался Улаву и его соратникам.