Хазарский меч

Ярдар был недалеко именно от этого желания – лучше погибнуть в битве, чем замерзнуть под кустом!

– Да неужели ваши боги простят такое… – Ярдар хотел сказать «предательство», но не посмел, – такую жестокость? Есть у вас сердце, или в груди у тебя кусок льда?

– У меня есть сердце, и я понимаю, что тебе хочется сохранить своих людей. Но мне хочется сохранить своих, а для этого мне нужны все наши лошади.

– И даже не думай украсть хоть одну, – предостерег Тумак. – Их хорошо охраняют, а любого, кто подойдет без разрешения, я приказал убивать на месте.

Ярдар в отчаянии пытался придумать какой-то другой путь к спасению, но тьма смыкалась там, где кончался свет костра, и не пускала мысль дальше. Трещали в огне сучья, стреляли искрами, подчеркивая молчание людей. Где-то стонали в полусне раненые, кто-то просил Гостяту дать пить, тот сонным голосом отвечал, что в ведре пусто, а к проруби он в такую темень не пойдет. Хрустели хвоей, переступали копытами, вздыхали лошади – волшебное средство к спасению, такое близкое и недоступное.

Со всех сторон полянку тепла и света окружала густая холодная тьма. Царство Кощея – отойди на несколько шагов от огня, и будешь мертв. Морена, как терпеливый, вечно голодный зверь лежала за ближайшими сугробами – везде вокруг, ждала, чтобы кто-нибудь отошел от спасительного тепла костра. А наверху сияли зимние звезды – души уже почивших, мигали, словно говоря: мы умерли, и вы умрете, так заведено. Им было тепло под одеялами из серых туч, и невольно думалось, что спастись так легко – просто дать себе заснуть, и наступит тепло, покой… Блаженство тепла и покоя… Наступит невозмутимая звездная вечность… но почему-то при мысли о ней становилось отчаянно жаль поры земной жизни – короткой и полной тревог.

И как же… Унева? Если он позволит себе заснуть, то больше не увидит ее. Не увидит дитя, что родится в конце жатвы. Пока не придут Осенние Деды, пока она не накроет стол для умерших и не пригласит его, своего покойного мужа, угощаться паром от блинов. Тогда он придет, но она его не увидит. Не услышит его голоса. А он не сможет к ней даже прикоснуться. Грань между живыми и мертвыми разделит их, и видеть ее будет невыносимо горько – оттого и падают на лица живых холодные слезы мертвых, давая знать об их пришествии.

Нет, так не должно быть! Ярдар замотал головой. Унева была все равно что сама жизнь, ждущая его где-то за далекими лесами. Он пойдет пешком, но не позволит себе упасть, пока не доберется до нее…

– Может быть… – начал Карабай, поставив опустевшую кружку.

Ярдар вскинул на него глаза. Душу пронзил луч надежды – «может быть» уже было счастьем по сравнение с прежним «нет».

– Может быть, мы и смогли бы выделить вам десяток-другой лошадей. Это заводные лошади тех, кто погиб. Но в Тархан-городце вы вернете их нам и добавите по пять дирхемов за каждую, а если какая-то по пути падет, вы заплатите ее стоимость в двойном размере.

– Я согласен! – не раздумывая, ответил Ярдар. – Но почему только два десятка? У меня почти двести человек, ты сам видел…

– Дать двести лошадей я не могу. Да и что тебе эти люди? Спасай свою дружину. С тобой и твоими людьми я много лет знаком, вы всегда хорошо принимали нас, исправно платили дань, и было бы несправедливо теперь бросить вас, как черепки разбитого кувшина.

– Хоть вы и правда разбиты, – добавил Тумак.

– Мы разбиты, – выразительно подтвердил Ярдар, мысленно включая в это «мы» – «и вы тоже».

– Но всех тех оратаев я не знаю и знать не хочу. Великое Небо не дало им удачи, и я не хочу погибнуть с ними заодно. А ты решай сам, что тебе дороже.

…Задолго до рассвета Ярдар обошел спящих и разбудил своих оружников. Четверых разбудить не удалось – это были раненые, которые, заснув на холоде, погрузились в беспамятство, не смогли вовремя очнуться, чтобы подвигаться и погреться, и замерзли, сами того не заметив. Знаками приказывая молчать, Ярдар увел своих людей к лошадям.

Так же в темноте хазарская конная дружина тронулась в путь по льду Угры – вниз по реке, на восток. На месте стоянки остались догорающие костры. Из вятичей кое-кто успел проснуться и увидеть, что происходит, однако биться с хазарами, более крепкими и лучше вооруженными, за лошадей никто не посмел.

Вятичи и не заметили в полутьме, что Ярдар и оружники тоже их покинули. У тех, кто покрепче, оставалась надежда все же добраться до дома, питаясь дичью. Но Ярдар о них больше не думал. Его и оружников ждали в Тархан-городце, и нельзя было допустить, чтобы тот остался совсем беззащитным.

К рассвету о хазарах напоминали только остывшие кострища да кучи конского навоза на снегу.

* * *

Еще не рассвело, когда Свенельд постучал в избу Улава.

– От ворот передали – они пришли!

Улав сел на лавке, протирая глаза. Пошевелился и сморщился: раненая нога не давала встать, как привык.

– Хьёр! – окликнул он своего хирдмана, спящего на полу. – Вставай! Ты хотел заполучить нового молодого конунга, так иди и выкупи его!