Хазарский меч

– Это у кого там новое чадо? Озорка, что ли, десятое брюхо понесла?

– Нет, это… Унева. – Мирава стеснялась рассказать, что зимой так сдружилась с женой обидчика. – Она молодая совсем, моложе тебя… После свадьбы и понесла. Пыталась ее Дивея испортить, да…

– Порчилка слаба оказалась! – усмехнулась Огневида.

– Поглядим – может, эта ваша Унева еще медвежонка родит! – фыркнула Заранка, а Мирава в ужасе вскинула руку, будто хотела закрыть ей рот:

– От слова не сделается!

Вернулась Милонежка, поставив молоко в погреб, и пришлось важный разговор прекратить.

Ночью Мирава спала плохо, все ворочалась на полатях. Дело ее не заладилось. Огневида не накладывала никакой порчи – матери она верила, та не стала бы ей лгать. Оставалось одно из двух: либо Тархан-городцу прядут на кривое веретено какие-то неведомые злые силы, либо виновата она сама, Мирава. Склонялась она ко второму. В тот летний вечер, обозлившись на хазар, она невольно вытащила с Темного Света столько холодов и непогоды, что погиб урожай во всей волости. Что если это ее чары так и не рассеялись? Да если бы она знала, как их снять! Мирава не могла припомнить, к кому взывала, какие слова говорила. Тогда ей будто бы их подсказывал кто. И где теперь искать этого хитреца?

Тянуло рассказать об этом матери – Огневида бы подсказала, как беде помочь. Но утром, пока завтракали, Мирава так и не собралась с духом. Она ведь всегда говорила, что не хочет знать никаких этих сил, никаких невидимых помощников, полученных от старой бабы Светлочи, ни материных, ни еще каких. И вот все же взялась за ворожбу – да натворила дел…

Так и стали прощаться, ничего не решив.

Когда Мирава, в последний раз обняв мать, вышла во двор и села сани, а Ольрад взял вожжи, вдруг из-за угла выскочила Заранка в платке и своем овчинном полушубке. И с налета бухнулась в сани.

– Гони, Радята!

– Ты что! – Мирава едва не упала и уцепилась за сестру. – Попрощались же!

– Я не прощаться. Я с вами еду. Радята, поехали!

– Ты? Зачем? Чего тебе там делать?

Заранка взяла Мираву за рукав и сунулась к самому ее уху:

– Это я Ярдара испортила. Мать не знает ничего. Ну, поехали скорей!

* * *

…Сухая старая верба стояла на самой краю болота – дальше живому человеку не было пути по трясучим кочкам, меж которыми блестела темная вода. Сейчас, ночью, под лунным светом, эта вода казалась зрачками болота – тысячей глаз, которой Навь наблюдает за глупой девкой, что сама явилась ей на поживу.

Еще издали достигал слуха заунывный скрип, похожий на вой существа, уже уставшего выть. Как ни готовилась Заранка к своему делу, а при виде вербы остановилась и не сразу заставила себя сделать еще шаг. Верба засохла давным-давно, сама Огневида не застала ее зеленой. Когда Огневида, едва вышедшая замуж, впервые пришла сюда со старой Светлочей, верба уже была мертвой. Уже торчали, как кости сгнившего трупа, сухие обломанные ветки, уже накренилось древесное тело, а кора давно сползла с него и обратилась в труху. Уже тогда в середине ствола имелось большое дупло – хоть человек влезет, черное изнутри, усыпанное сором. Оно было так велико, что сам ствол казался лишь скорлупой огромного ореха. Внутри дупла сор был не простой: десятилетиями все ведуньи окрестных земель отсылали на эту вербу хвори и болезни, порчу и тоску. Они копились здесь, впитывая скорбь сотен людских судеб, и старая верба трещала, не в силах столько горя в себя вместить. Когда толкал и пинал ее ветер, пытаясь вытолкать с белого света, трещала она, качалась и скрипела, и вот-вот, казалось, не выдержат старые корни, даст трещину дряхлый ствол, и рухнет хранилище скорбей, рассыплет свой зловонный груз по всему белому свету…

Дул ветер, старая верба скрипела, сотни заключенных в ней злобных духов царапали изнутри узилище свое. Заранка сделала шаг. Еще шаг. За три шага от вербы остановилась, вынул нож и стала чертить вокруг себя обережный круг. Свинью Мышку она привязала к ели поодаль, чтобы ее не задело.

Выпрямившись в кругу, Заранка обернулась лицом на закат – с той стороны призывает Морену тот, кто ищет мести. И заговорила:

– Дыра дырявая, труха трухлявая, тьма густая, пустота пустая…

Верба заскрипела громче, откликаясь; ветер усилился, так что Заранка почти не слышала своего голоса, но оно и лучше. Не ей нужно слышать – пусть ветер хватает каждое слово, не упустит ни одного, пусть несет к Маре-Морене, Темной Кощной Владычице.