– Что моя дочь зверицей оборачивалась и людям грозила – это ложь, видит мать-сыра-земля! – разгневанная Огневида наклонилась и коснулась ладонью земли. – Поезжайте, отцы, вызволите ее от хазар, уберегите род наш от бесчестья. Коли же не захотят отдавать, станут позорить и нас, и всю волость, то вот мое слово: пойду на болото глухое, где есть дерево сухое, куда сто лет бабки и прабабки мои отсылали всякие хвори-недуги. Найду его да отворю…
У пятерых старейшин вытянулись лица: каждый представил, как лютые хвори, что от четырех поколений их предков знахарки отсылали на глухое место, вдруг все разом будут выпущены и с воем и визгом ринутся искать себе новые жертвы.
Выезжать им пришлось под мелким дождем, а серое, плотно затянутое небо давало понять, что погода переменилась надолго. Теперь, когда всего ничего оставалось до жатвы, дожди стали бы сущим бедствием; мысленно связывая непогоду с гневом ведуницы, у которой злостно похитили дочь, старейшины торопились, полные самых дурных предчувствий.
В хазарский стан они, конечно, сами соваться не стали – там лишь один-два костра вяло дымили под вновь натянутыми пологами и кто-то стучал топором, – а направились в Тархан-городец. Там их на первый раз поджидала неудача: к Ярдару их не пустили, сказали, что воевода прихворнул.
На площадке городца собрался народ. Прикрывая головы суконными свитами и вотолами, люди слушали старейшин и передавали, что им известно о вчерашнем. Худшее подтвердилось: женщины мыли Заранку в бане после леса, и она при этом молчала, как мертвая, а отроки видели, как Азар потом объявил ее своей невестой и отправил к себе в шатер. После этого ее никто не видел и не знал, что было дальше, но догадаться было нетрудно.
Любован и Велемер угрюмо переглянулись. Жукота, предок Любована, поначалу жил в городце Честове, откуда его младший внук Крут перебрался ниже по Упе и основал Крутов Вершок. Честовский род и сейчас почитался старшим над крутоверховским и не мог оставить без внимание такое бесчестье. А Честов, хоть и уступал по величине и важности Изрогу, Секирину и Борятину, без которых было бы невозможно движение торговых обозов через волоки, тем не менее добывал немало железа и пользовался уважением.
– Подите ко мне в избу, отцы! – к ним подошла Мирава, удивительно спокойная для женщины, у которой хазары похитили сестру. – Переждите, пока воевода выйдет.
Но не успели они принять ее приглашение, как из своей избы появилась Озора и позвала к Хастену – он желает говорить со старейшинами. Не так чтобы ему хотелось с ними беседовать, но он опасался, как бы старики не отправились прямо к тархану – тогда забот не оберешься.
– Ты, воевода, скажи хазарину, чтобы нашу девку отдал! – сурово обратился к нему Велемер. – И если сотворил с ней что, то роду ее вира полагается за бесчестье!
– Вира вам полагается! – напустился на них Хастен. – Да как бы с вас самих не взяли за колдовство! Знаешь ты, что ваша девка туром обернулась и самого Азара чуть на рога не подняла!
– Не может такого быть! – возмутился Любован. – Она у нас росла, я ее с рождения знаю! Датимир был муж честный! Ты еще скажи, я сам туром обернулся!
– Вся дружина Азарова видела! Они все присягнуть готовы! Проведает Азар, что вы оборотней покрываете – и ее, и мать ее, и весь ваш Вершок велит огнем спалить, всех людей мечами посечь!
– За что это нас мечами сечь! – обеспокоились и возмутились старейшины. – Мы люди честные, дань свою платим, никогда за нами задержек не было! А тут хватают нашу девку, и нас же еще мечами сечь!
– Вы Азара не злите! У него русы Олеговы брата убили, он сам злой, как леший, а тут еще вы со своей девкой!
– Пусть с Олега и взыскивает, мы-то что? Да и девку мы ему не сватали! Где он на нее наскочил?
Бранились довольно долго: Хастен стращал гневом хазар и обвинением в колдовстве, которого старейшины никак не хотели признать. Наконец сговорились на том, что Хастен пойдет к Азару и постарается забрать у него девку, а заодно как-то уладить дело миром.
Однако, когда Хастен явился в стан, девки там не оказалось, а Азар наорал на него, что здешние колдуны только морочат людей и чуть не сгубили его во сне. Ничем, кроме смутных слухов о бродившей в реке турице, Хастен не разжился и вернулся в Тархан-городец такой же злой, как сам отходящий от тяжкого похмелья Азар.
– Дома ваша девка давно! – рявкнул он на старейшин. – Нет ее здесь! Сбежала. У себя ищите!
Кого-то из отроков опять снарядили в Крутов Вершок. Но пока суд да дело, среди женщин в Тархан-городце поползли слухи: мол, Азар-то Заранку небось придушил и велел в реку бросить. А может, и сама утопилась от срама. Вот увидите, дома ее не найдут, а будет она теперь по ночам из реки выходить и людей мучить.
В тот же день прибыл Боромил из Изрога, а к вечеру Недозор из Борятина. Ольрада с ним, к облегчению Миравы, не было. Мужу она, конечно, рассказала бы, что Заранка цела и невредима, но он не мог бы признаться, что знает об этом, а его бездействие, когда единственная свояченица обесчещена или даже убита, опозорило бы его навсегда.