Крохотный склеп в виде часовни, в котором похоронили Хедеру, был сплошь увит плющом. Решётка, запиравшая вход, заросла плющом так, что почти не видно было её чугунных прутьев — и была приоткрыта, а замок валялся рядом.
Я влетел внутрь.
Плющ прикрыл гроб пышным зелёным покровом — и на этом покрове из густейшей листвы, соединённая с ним длинным побегом, словно пуповиной, лежала новорождённая девочка.
Человеческое дитя не пережило бы холодной ночи на кладбище. Но.
Это было получеловеческое дитя, я понял сразу.
Дочь Хедеры — и моя.
Я сорвал её, как плод с ветки. Она открыла круглые, сияющие, зелёные глаза — и безмятежно улыбнулась мне, уцепившись за мою одежду крохотными цепкими пальцами.
И я вынес её из склепа в весну.