Хедера

— Но вы поедете?! — заорал я в восторге. — Дорогая, забирайте всё, что сочтёте нужным! Я никогда не причиню вам ни малейшего неудобства!

Лицо Хедеры просветлело. Это было как улыбка, только нежнее.

— Очень хорошо, — сказала она и пошла к стене майорского домишка.

То, что она сделала дальше, выглядело странно, даже безумно — но почему-то очень логично. Хедера опустилась на колени, на землю, влажную от недавнего дождя, не боясь замарать платье — и голыми руками принялась её разрывать. Я видел, как она выкопала молодой побег плюща. После встала и подошла ко мне, держа его в руках, как держат живую птицу.

Вот в этот-то момент я понял, что она совершила какой-то обряд, быть может, ведьмовской. Что этот плющ — хедера хеликс — не просто тёзка её, но талисман, фетиш, что-то, связанное с ней более глубоко, чем я мог бы себе представить. Но это меня не особенно смутило.

Что, конечно, многое говорит о том, насколько безумен я был в тот момент.

— Я посажу его возле вашего дома, — сказала Хедера. — Он укоренится — и всё будет в порядке.

Уже в экипаже я целовал её руки, держащие побег, руки, испачканные землёй — и она не отстранялась больше. У замковой стены я сам вырыл руками ямку. Это было непросто: там росла трава, дёрн еле-еле поддался, я драл его с остервенением, помог себе тростью и какой-то палкой — но это того стоило. Едва я закончил, цепкие, сильные и нежные руки Хедеры обвились вокруг моей шеи. Её дыхание пахло дождём и зеленью. Её поцелуй лишил меня остатков здравого рассудка.

Перед поединком с майором я ещё мог думать, что Хедера станет всего лишь моей любовницей. После первой же ночи, проведённой с ней, я понял, что женюсь на ней. Хотя бы для того, чтобы она не вздумала куда-нибудь уйти — и чтобы иметь законное право гонять от неё любого гада, такого же сумасшедшего, как я сам.

Спать с ней было всё равно, что спать с весной.

Хедера обвивала меня, как плющ, в ней были цепкость и странная, словно бы пассивная, но неодолимая страстность. Её тело было прохладным, но соитие — неожиданно жарким. Она пахла водой и зелёной листвой. Меня очаровывала её упругая, безжалостная, неженская сила. Я понимал, что, очевидно, не смогу насытиться ею никогда.

Я представил её отцу. Хедера была одета в роскошный туалет из полосатого зелёного шёлка, украшенного листьями плюща, её красота сияла, как фонарь на маяке в ночи.

— Это моя невеста, — сказал я.

Отец вздохнул и с трудом отвёл глаза.

— Я не уверен, — сказал он. — Понимаю, но не уверен.

Вот такое получилось условное, неявное благословение. И свадьбу мы справили поспешно и неслышно, абсолютно ненормально — если знать, что я единственный наследник древнего рода и громадных земельных угодий. Хедера венчалась в зелёном и ни дня не носила траур. Меня это не смущало, на остальных мне было наплевать.

В городе о нас чудовищно злословили. Мужчины были без ума от Хедеры, но женщины ненавидели её яростно. О ней говорили, что она — солдатская шлюха, безжалостная и бессердечная тварь, прыгнувшая в постель к любовнику прямо от неостывшей могилы мужа. О ней говорили, что она ведьма, что она стара, как смертный грех, а молодость поддерживает кровью умерших младенцев. О ней говорили, что она меня заколдовала.

Последнее, в сущности, было правдой. Но для меня это не имело значения.

Горожанки ещё не знали некоторых пикантных деталей. К примеру: Хедера никогда не ела. Я пытался угощать её, но она неизменно отказывалась, говоря, что у неё нет аппетита. Она любила сладкий чай, пила бульон, даже вино — но не съела ни кусочка пищи. Только пару раз мне удалось скормить ей несколько ложек супа-пюре из овощей, что не меняло общей картины.

Это заставило наших челядинцев вообразить, что Хедера — вампир. Но эту глупость опровергало моё состояние.

Мне было очень хорошо. Мне никогда не было настолько хорошо. А Хедера сияла нестерпимой, невозможной красотой всё ярче — и плющ с удивительной быстротой разрастался, цепляясь за неровности замковой стены. С весны до середины лета он поднялся до самых окон нашей спальни — и чем пышнее разрастался плющ, тем ярче хорошела Хедера.

Она очень любила свет, воздух и дождь. Никто из светских дам не стал бы прогуливаться под дождём, но Хедера, с непокрытой головой, с волосами и лицом в водяной пыли, с влажным сиянием зелёных очей, в дождь была особенно хороша. Казалось, всё блестит на ней.

Любила ли Хедера меня… сложно сказать. Но ей очевидно было хорошо в моём обществе. Возможно, она была мне благодарна… во всяком случае, она больше не смотрела на меня, как на малоинтересный посторонний предмет; при встрече в её взгляде светилась тихая радость, на губах появлялась лёгкая улыбка. Танцевать она предпочитала со мной, слушать любила меня — чем не предпочтение? Этого мне хватало для почти чрезмерного счастья. Для эйфории.

Чем больше я узнавал Хедеру, тем мне было очевиднее, что она не может любить иначе. Я не требовал невозможного, а в ответ Хедера украшала не только мою жизнь, но и жизнь замка.