Хедин, враг мой. Том 1. «Кто не с нами…»

Хедин-распростёртый видел, воспринимал и осознавал массу иного. Смятение и растерянность служителей в немногочисленных храмах, ему посвящённых. Замешательство не ведавших ни о нём, ни о Ракоте, но ощутивших странные колебания в обычно покойно текущей силе.

Среди этих ощущений, которые он собирал, словно коллекционер, нанизывающий на острые иглы редких бабочек, появились некие совершенно новые. Его собственные, переживаемые отторгнутой частью некогда единого Хедина.

Они пробивались обратно, опрокидывая все, казалось бы, незыблемые законы Сущего.

* * *

Он помнил последние мгновения перед ударом о чёрную стену. Тот, кто его послал – он сам, да, – наблюдал за происходящим холодно и отстранённо. Иначе было нельзя.

Он распадался от ужаса, он давал волю страху – и страх, похоже, сгорел в момент, когда раскалённая игла вонзилась в чёрную стену. Хедин запомнил этот миг, распавшийся на исчезающе малые мгновения.

Хотелось кричать, биться, но голоса он был лишён, как и рта, и вообще тела. Белый огонь, ничего больше. Огонь, лишённый структуры, единый и неделимый. Монополь, как сказали б иные мистики.

Чёрная стена вовсе не была «щитом», или «бронёй», или «доспехом». Она не была и «стеной», то есть «преградой». Просто граница, предел, за которым уже начинался Неназываемый.

Сейчас Хедин понимал, что случилось.

Неназываемому открыли дорогу некие заклятия Ракота, следовательно, какое-то взаимодействие со всеуничтожающей субстанцией всё же было возможно. Заклятия, которые не распадались, а каким-то образом смогли проникнуть к чудовищу и создать для него некую «нору», Путь, если угодно, в глубину Упорядоченного.

Нет, обратить эти чары было невозможно. Однако они доказывали, что не всё, соприкасающееся с Неназываемым, уничтожается немедленно.

В это с трудом верилось. Однако же вот оно, естество Хедина, внутри чёрной скорлупы…

Познавший Тьму не мог понять, почему ему удалось сохранить контакт с частицей себя, как его ощущения преодолевали непреодолимое и посредством чего осуществлялась эта связь – не мог, да и не стремился. Сейчас он просто смотрел.

Неназываемому доставалось не только пространство. Он жадно поглощал также и время, однако подвергнуть его распаду не получалось даже у него.

Хедину представало нечто вроде бесконечного тоннеля или, по крайней мере, выглядевшего бесконечным. Стены его, однако, казались рыхлыми, ячеистыми, проницаемыми, и сквозь них проваливалось нечто, та самая пустота, перетёртая во столь мелкую пыль, что её и пылью-то назвать было нельзя.

Хедин-великан, остававшийся простёртым надо всем Упорядоченным, вдруг ожил в сознании Хедина-частицы. Он увидел нечто очень, очень важное и тщился это передать.

Бешеный водоворот новосотворённой пустоты утратил симметрию и стройность. Он бился во врата ближайших миров, как волны бросаются на берег во время бури. Такого не случалось никогда, ни разу за все бесконечные века, пока трудились сдерживающие Неназываемого чары.

Хедин-гигант, оставшийся позади, видел сейчас, как в одном из этих миров, обычном, заурядном, потоки сошедшей с ума магии крушили, подобно тому как льдины в ледоход крушат опоры мостов, – крушили и разрывали тонкие связи, удерживавшие местное царство мёртвых на привязи.

Словно гигантская рука, походя ломающая ветку, так и потоки пустоты сломали призрачный мост, по которому эоны подряд шли и шли отжившие своё души. Точно подхваченный половодьем дом, сорванный с фундамента, пузырь царства мёртвых дрогнул, качнулся, поплыл прочь – прямо к раздувающейся чёрной сфере Неназываемого.

Хедин-великан наблюдал; наблюдал с некоторым отстранённым любопытством. Что с ним случится дальше, с этим царством? Расточится, столкнувшись с чёрной стеной? Не доберётся даже и до неё, сгинет в яростном вихре?

Хедин-частица, сделавшийся белым пламенем, падающий и падающий к центру чёрной сферы и никак не могущий его достигнуть, видел и ощущал всё это, видел и ощущал – и ненавидел самого себя за это, достойное лишь Великого Орлангура, снисходительно-равнодушное любопытство.

Сколько времени прошло тут, сколько там? Наверное, не сказал бы и сам Дух Познания. Но отвалившаяся область отживших душ выдержала напор – точно так же, как и крепкая бревенчатая изба далеко не сразу поддастся ярости половодья, даже будучи сорвана с извечного места.

А потом обитель мёртвых столкнулась с чёрной стеной.

Столкнулась – и на волю вырвалась целая плефора ужаса и отчаяния. Души, хоть и обречённые на бесконечное заключение, не хотели последнего, необратимого распада.

Потому что даже и в смертной тени сохраняется надежда, пусть и сколь угодно призрачная.

Удар.

Хедин – белое пламя вздрогнул. Оказалось, даже здесь он способен ощущать боль. И свою, и чужую.

И наверное, это было последнее, что ещё его удерживало.

Всё, что слагало оторвавшееся царство, разлетелось трухой, мгновенно вспыхнуло, оказалось втянуто чёрной пастью.

Всё, кроме душ.