Хегальдины

— Инстинкт к жизни; даже к тому, что уже никогда не будет настоящей жизнью, — презрительно произносит Эптисса, а затем с силой опускает ногу на шею мальчишки. В тот же миг его рыдания прекращаются, взгляд затуманивается, но губы продолжают шептать что-то неразборчивое. Еще один удар ногой. Последний. Точно в кадык.

Эптисса успокаивается, усилием воли замедляя сердцебиение. Она прыгает и, отталкиваясь крыльями от воздуха, оказывается на выступе возле энгонады брата. Эксия приземляется в нескольких шагах от сестры:

— Часто о нем думаешь? — ее голос спокоен и холоден, словно рядом не проливалась кровь и воздух не сотрясался от криков.

— Намного чаще, чем об остальном мире. — Эптисса проводит пальцами по серому замшелому камню. С нежностью и тоской. Именно так прикасаются к счастливым воспоминаниям, что были утеряны давно. — Знаешь, что он сказал мне перед тем, как выйти на солнце? Начиная новую жизнь, постарайся не начать сначала старую. Кажется, моя жизнь не такая, как раньше, она совсем непохожа на старую. Она ее полная противоположность.

Старшая из Теней мягко касается своей ладонью ладони Тенебриса.

— Я распоряжусь, чтобы от тел избавились, — произносит Эксия. — И может, стоит все-таки огородить его могилу? Место хоть и далекое, но для глупых подростков и прочих авантюристов так только интереснее. Я знаю, что ты всегда была против этого, но мне больно видеть, как незнающие оскверняют память о нем.

— Ты права. Хотя, я никогда не хотела, чтобы вокруг Тенебриса было много внимания. Сделай так, чтобы его имя не прозвучало ни разу, хорошо?

Фарфоровый лик Эксии кивает.

— Иногда мне хочется верить, что после угасания солнца Тенебрис стряхнет с себя камень, как пыль. И вновь будет с нами. Частью семьи, как раньше.

— Нам всем этого хочется, — отвечает Эксия. — Но в нашей истории такого случая не…

— Наша история еще незакончена! — злобно процеживает Эптисса. — Он может быть первым! Ведь Тенебрис не превратился в прах, как остальные. Он здесь. Почти живой. Просто спит в этой колыбели из камня.

Эксия продолжает смотреть на свою сестру, решая, что лучше промолчать.

— Можно вырезать его из скалы и доставить в замок.

— Нет! Он должен проснуться там, где уснул. На этом самом месте, под открытым небом.

Некоторое время Эптисса всматривается в лицо брата, что искажено болью, а затем вздыхает и говорит:

— Нужно возвращаться. Нельзя долго оставаться без облачение Тени.

Эксия коротко усмехается и протягивает старшей сестре ее мантию с фарфоровой маской. Эптисса принимает вещи с выражением тоски, и той частицей презрения, которая видна лишь в крошечных морщинках под глазами.

Младшая сестра замечает изменения на ее лице:

— Нам не хватило бы сил, чтобы контролировать хегальдин, как рабов. Слишком часто приходилось бы вращать такое колесо правления самим. А в настоящей модели, оно крутится самостоятельно. Нужно только следить, чтобы оно не замедлялось. И не показывать себя. Это намного продуктивнее и легче.

Эптисса не отвечает; прикладывает маску к лицу, а затем затягивает ремни на затылке. Она бросает последний взгляд на Тенебриса, на его каменные крылья, отведенные за спину, на его прекрасное лицо. Не превратившись в прах, не став пернатым рабом счастья; по-прежнему в этом новом мире, что разделился на день и ночь. Мир, в котором теперь есть время. И оно заставляет страдать, отсчитывать дни со дня смерти Тенебриса. С тех времен, когда он был еще жив. С тех времен, когда времени не было вовсе. Эптисса вновь принимает свою роль старшей из Теней. С номером вместо настоящего имени.

* * *

Она ступает по галерее, где тьма разрезается косыми столпами солнечного света, направляясь к западной башне, последние этажи которой Пентия превратила в свои личные покои.

— Мой архонт, — коротким поклоном Эптисса приветствует идущего навстречу Вассаго.

— Седьмая, — отвечает он в тон и проходит мимо, нарушая тишину шорохом плаща.

Оставив галерею позади, Эптисса ступает на винтовую лестницу. Оценочный взгляд вверх, и тяжелый вздох вырывается из-под фарфоровой маски. Пентия всегда любила места, что удалены от посторонних глаз; места, где ее мысли, высказанные вслух, предназначаются лишь для нее самой и для бездушных стен из камня.

И мысли толкают сознание к выступу в скале, где сейчас покоится Тенебрис. Зубы Эптиссы непроизвольно стискиваются. Кажется, сквозь память его каменные руки тянутся к ней, а лицо, то прекрасное лицо, каким она его помнит еще до окаменения, искажено болью и немым призывом о помощи. Глубоко вдыхая, Эптисса собирает все мысли вместе, а затем выдыхает их.

Ее встречает служанка с маленькими крыльями, которая произносит тонким неуверенным голоском:

— Пятой из Теней архонта сейчас нет. Она удалилась по делам.

— Ступай. Скажи, что я желаю ее видеть.

— Но пятая из Теней…

— Ты меня слышала, девочка! — Эптиссы начинает злиться. Она возвышается над служанкой, и последняя кажется совсем крошечной перед силуэтом старшей из Теней.

Короткое время девушка колеблется, но затем срывается с места и семенит вниз по лестнице.