Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

Она продирает глаза и закашливается, шаря по сидению, чтобы отстегнуть ремень.

- Все хорошо, я с тобой, - она подтягивается, чтобы обнять Элли, перелезшую к ней на заднее сидение под пробившими лобовое стекло металлическими конструкциями у указателя “Ранчо Чумаш. Вход воспрещен”. Через залепленное раздавленными томатами заднее стекло Малия замечает, что их мили на три оттащило от трассы, где группки патрульных машин лос-анджелесской полиции в столбе дыма теперь гонят всех в обход через громкоговорители.

- Нет. Стайлз… Его нога застряла под сидением. И я не знаю… я не уверена, но, кажется, он не дышит. Я… я не могла проверить. Не могла до него дотянуться.

- Стайлз! - зовет Малия, уже когда вытягивает его из пропахшего сандаловым ароматизатором и кровью салона и снова и снова давит на его грудь, вжимая колени в кусты колючего засохшего мескита.

- Нет, я не потеряю тебя так, как потеряла свою семью, слышишь? Не после всего, - она потирает запястьем кровяные разводы на щеках и нагибается, чтобы вдохнуть воздух ему в рот. Холодная кожа небритого подбородка все еще пахнет лимонным “швеппсом”. - Ты не оставишь свою жену и своих детей. Ты не оставишь нас со Скоттом, - говорит она и скользит ладонями к своим коленкам, оставляя на них красные пятна.

- Что ты делаешь? Надо продолжать, и тогда он очнется, - Элли бросается к нему, растирая слезы своей ладошкой с налепленной на нее наклейкой из шоколадного батончика.

- Папа, - она морщится и обнимает его, прижимаясь рукой к его щеке. И когда Малия слышит это, она сгребает Элли под руку и позволяет себе разреветься, жалея себя, их с ним дочь, Томаса и долбанную пустышку, которую так любит Митчелл, пока со скоростью черепахи по пересеченной к ним в запыленном “форде” ползут копы округа Лос-Анджелес, сминая кусты с томатами под летней резиной.

- Тебе удобно? - спрашивал Стайлз за несколько дней до того, как она родила Элли. - Ребенок шевелится?

- Не знаю.

- Шевелится он или нет? Малия? Ты же должна чувствовать.

- Говорю тебе, не знаю. Нет. Не шевелится.

- Ребенок не шевелится, - сказал он Скотту.

Парень из Айкена знает о ней все, начиная с пристрастия заказывать пиццу пепперони посреди ночи и заканчивая привычкой отрицать то, что всегда имело значение.

- Папа! - кричит Элли, и когда она опрокидывает кулак ему на грудь, ее глаза наливаются красным и кровь выбрызгивает из носа на застиранный ворот футболки под скользящим с нее к нему солнечным зайчиком.

- Я… с вами, - выдавливает он и шевелит рукой, находя пальцы Малии и сжимая их. - Я с вами.

//

Скотт переворачивает смоченный пивом ростбиф на гриле на их заднем дворе с вытоптанной Марли желтой лужайкой и рэгги в радиоприемнике и, обтирая пальцы в мясном соке о бумажные полотенца, оборачивается к Стайлзу - тот сидит, вытянув ногу в гипсе в раскладном полосатом стуле. Малия смотрит на них, покачивая автолюльку с Митчем носком шлепанца, но когда Скотт замечает ее взгляд, она достает сына и прошлепывает к ним, вынимая палец из его рта.

- Пойдешь к папе?

- К какому из них? - спрашивает Стайлз и щекочет его голую смуглую ножку, пока Малия передает Митча Скотту. Тот перекладывает его на свое плечо.

- Ты всего лишь его крестный отец, - замечает она, забирая у него бутылку “Миллер” и поправляя завязки на купальнике. Скотт притягивает ее к себе, обнимая за живот.

- Ты взял крабовые чипсы? - спрашивает она и проводит пальцем по закрученной макаронине на макушке Митча.

- Мы взяли. Детка, - зовет Стайлз. - Мы же купили крабовые чипсы?

- А это не их Марли ест? - Элли наваливается на бортик надувного бассейна и тычет дужкой очков в сторону тента. - И гуакамоле.

- Марли! - Малия оттаскивает его от пластикового стола с чипсами и сохнущим под пищевой пленкой салатом. - Он сожрал фрисби!

- Мам, я тоже хочу собаку, - Томас, в маске для ныряния и нарукавниках с Йодой, потирает белые от солнцезащитного крема плечи.

- Никакой собаки, - отвечает ему Лидия, взбалтывая свой овощной сок в ПП бутылке. Ее живот, натянувший пляжный комбинезон, сходит за надувной бассейн.

- Пап?

- Посмотрим, - Стайлз меняет Скотта у гриля и вываливает мясо на тарелку, жестом показывая Малии, чтобы дала ему отпить из бутылки. Она закатывает глаза, но прислоняет горлышко “Миллера” к его рту, вдыхая запахи жареных цукини и кокосового масла, в котором вымазана его не стянутая футболкой заросшая грудь.

Митчелл слюнявит плечо Скотта, и Малия бросает ему прорезыватель. Скотт ловит его одной рукой.

- Накрой ему голову и иди есть, - говорит она и обнимает подбежавшую к ней Элли за мокрые плечи. Она забрасывает в рот горстку начос.

- Уверена, что не хочешь остаться? - спрашивает Малия, вытирая арбузный сок с ее носа. Элли потирает икру подъемом голой ступни.

- Я нужна папе. У него ведь, кроме меня, никого нет, - она прижимается к ее животу, оставляя на нем след соли с начос. Она пахнет солнцем и лимонным мороженым. - Я приеду на зимние каникулы.

- И мы поедем в Йосемити кататься на лыжах, - Стайлз поднимает ее и целует в щеку.