Снова штукатуренный потолок, открытое окно и плач за стеной. Крис шепчет, качает на руках. Устал, он чертовски устал. Здесь, во Франции, у него (них) тридцать первая бессонная ночь из тридцати одной.
Айзек знает: Арджент не справляется больше, не сейчас. У него тени под глазами с Марианскую впадину.
И он, Айзек, говорит: тебе нужно поспать, Крис. Я справлюсь.
Чеканит слова, застывает возле, впервые близко так, рядом. Плача предел по децибелам и запах, эмоции: она ищет зверя, оборотня, койота - инстинкты. Находит Айзека. Утыкается носом в грудь, когда он на руки берет осторожно, медленно; причмокивает; чувствует; засыпает под дыхание мерное, волчье.
В Париже ночь.
Айзек запоминает: сестра. Айзек привыкает: Эллисон.
========== папаши ==========
Элли без трех месяцев год, и Айзек готов поклясться, что она Стайлза копия (не лучшие гены). Топает, нет, бежит, падает. Улыбается торчащими снизу зубами, встает на четвереньки, попой кверху, в подгузнике розовом, с принцессами. Клюет носом, морщится, кричит: мама, и что-то на своем, одной ей понятное, недовольное.
Мама - Айзек. Крис говорит: запах, оборотни. Айзек пожимает плечами: мне все равно. Пока Элли рядом, он быть готов кем угодно, потому что привык. Заново учится любить. И, знаете, выходит: когда во сне к нему жмется, под боком, в гнездышке из подушек; когда льнет к груди; когда смеется. Становится чем-то важным, родным, без чего жить невозможно, теперь не сможет.
Айзек был трусом. Сейчас - сильный. У Криса гордость в глазах, и с губ срывается почти: ты смог, сын.
Элли хохочет, когда Айзек подхватывает ее на руки. Пытается дотянуться до глаз, тычет пальцами. Айзек сажает на колени, одевает, застегивает комбинезон. Она что-то болтает, высовывает язык.
В супермаркете женщины провожают улыбками. Айзек знает: когда у тебя ребенок, формулу привлекательности возводят в квадрат. Смешно. Это как если бы вместе с палкой для лакросса росли бицепсы и крутость в глазах девчонок-черлидерш.
Он прячется в отделе бытовой химии и захватывает мешки для мусора. Топчется возле моющих средств, и Элли - серьезно - смотрит на него не по году осуждающе, но находит затем занимательными прутья тележки. Айзек катит к детскому питанию. Помешанные на форумах и грудном вскармливании мамочки умиляются, хихикают, когда Элли талдычит: мама, мама, мама. Думают: за незнанием другого. На деле: оборотень, рожденный оборотнем и оборотня нашедший.
Айзек улыбается: ему нравятся законы волчьего мира. Ровно до того, пока Арджент не напоминает: Стайлз. Еще-один-отец. Человек. Тот, кто звонит трижды в неделю (плевал на разницу в часовых поясах) из своей Виргинии и выводит исправно. Айзек надеется, что по наследству идиотизм не передается.
– Снова ты? – это не звучит раздраженно, наступательно - скорее никак. Никак Айзека устраивает.
– Скучал по твоей кислой мине, Лейхи. В следующий раз, когда заболею, выжму лимонный сок из тебя, – смеется, настраивает камеру. За спиной запотевшее стекло Старбакса и потухшая гирлянда.
Дальше - приветствия, сюсюканья и довольная физиономия на весь экран. Айзек дергает ногой, смотрит на пальцы: не интересно вот абсолютно. Элли к нему руки тянет после третьей “смешной” рожицы, отворачивается, интересуется пуговицами на рубашке. А потом тараторит: мама, мама. Стайлз там, через океан, по факту поражен, удивлен, - не чуточку - взбешен. Айзек веселится, очки себе прибавляет: один-ноль, два-ноль.
– Мама? Какая еще, к черту, мама?! Ты волчьи свои лапы к ней не пристраивай, слышишь меня? Лейхи? Лейхи!
– Скажи дяде “пока-пока”.
– Не смей. Айзек, я кому говорю! Айз…
Экран гаснет. Не для детских ушей “мать твою” растворяется в бесконечности оптоволоконной сети.
А Айзек. Что ж. Айзек побеждает.
(В какой там раз?).
========== о дне рождения и Роско-младшем ==========
Айзек не удивляется, когда Стайлз привычным ну-ты-и-говнюк-Лейхи тоном заявляет, что летит в Париж. Айзек удивляется, когда Крис просит его взять джип.
//
Намеченный в ежедневнике (подарок Лидии) “ту ду лист” кривым стайлзовым почерком буквально вопит: вы, парни, пиздецки облажались. Вот прямо сейчас, в Руасси-Шарль-де-Голль в зоне выдачи багажа.
– Где она? Где коробка?! – Стайлзу хочется кричать, драть глотку, потому что: какого, мать его, черта, Скотт?
Тот переминается с ноги на ногу, оглядывается по сторонам, будто коробка (огромная двадцати дюймовая, кстати, коробка) стоит и машет им картонной рукой.
– Скотт!
– Я альфа, а не Комиссар Рекс. Может, стоит спросить у того парня? – кивает на уборщика устало, потирает пальцами переносицу: восьмичасовой перелет вымотал, размазал по спинкам дешевых кресел в салоне.
– А это мысль, – Стайлз выглядит не лучше: взъерошенный, помятый, но бодрячком держится - закинулся энергетиком перед полетом и поцеловал Лидию (до вечера протянет, значит). – Мы просто обязаны найти ее, Скотт. Там же..
– Подарок на миллион долларов, ага, знаю, – Скотт перебивает и тащится в сторону того парня-поломойки (Крис написал, что ждет на парковке. Сообщение прислал двадцать минут назад).