ХЕЛЕН СИНГЕР КАПЛАН

случае сильного возбуждения успокаивающие лекарства (там же, с. 317-318).

Правда, сам Блонский оговаривается, что пока это самые общие педагогические

назначения, подробный педологический анализ даст более детальные педагогические

назначения. Но нас интересует не степень детализации, а само направление, в

котором идет педоло гический анализ. Из чего он складывается в данном случае? Из

того, что арифметически, суммарно выводится умственный возраст с помощью тестов,

из того, что выяснено, что у Шуры отец-запойный алкоголик и циклотимик, мать-

невероятно болтливая, подвижная и бестолковая женщина, т. е. гипоманиакальный

циклоид; у ребенка обильная течь из уха, и он почти оглох; иными словами, перед

нами полуглухой гипоманиакальный циклоид. Нам думается, что достаточно трех

данных диагнозов и тех педагогических назначений, которые основаны на них, для

того, чтобы увидеть: по существу мы здесь имеем то же самое, что в приведенном

выше диагнозе опытного психиатра.

Итак, первая трудность, определяющая кризис, переживаемый методикой

исследования трудного детства, заключается в невыясненности основных понятий,

связанных с педологическим исследованием ("диагноз", "прогноз", "назначение" и

т. д.). Педология еще не у становила точно, что она должна исследовать, как

должна это определять, что должна уметь предвидеть, какие советы должна давать.

Без выяснения этих общих для всякого педологического исследования вопросов

невозможно выйти за пределы того жалкого и скуд ного эмпиризма, в котором

погрязла сейчас наша практическая методика. Ответить на эти вопросы педология

сможет, если она действительно последовательно продумает свои основные

теоретические положения до самого конца и сумеет сделать из них правильные п

рактические выводы.

Вторая трудность, определившая кризис, лежит, как уже сказано, не столько в

общей методике педологического исследования, сколько в педологии трудного

детства. Состояние педологии трудного детства напоминает сейчас состояние

психиатрии до Э. Крепелина, т. е. до создания научной системы психиатрической

клиники. Эта историческая параллель кажется в высшей степени поучительной, ибо

она позволяет нам не только утешаться, сознавая, что другие науки переживали

сходное с нами положение, но и прямо указывает, как выйти из этого положения,

или, вернее, каким путем другие науки в свое время преодолели аналогичный кризис

и в чем, следовательно, заключается задача, стоящая перед педологией сейчас.

Как известно, психиатрия до Э. Крепелина основывалась на внешнем описании

отдельных проявлений душевных заболеваний. Психозы, говорит О. Бумке2 об этом

периоде в развитии психиатрии, классифицировались тогда по чисто внешним

проявлениям и отдельным си мптомам вроде тех, какими кашель или желтуха являются

в учении о внутренних болезнях. Ясно, что таким способом нельзя было доискаться

природы и внутренней связи отдельных душевных расстройств, точно так же, как на

этом пути немыслимо было найти ни изл ечения этих болезней, ни предотвращения

их. Крепелин первым создал систематику психических болезней, сделавшую

проявление болезни, ее симптомы лишь признаками, обнаружениями, за которыми

скрывался настоящий патологический процесс, определяемый не толь ко проявлением

болезни в данный момент, но ее происхождением, течением? клиническим исходом,

анатомическими находками и другими моментами, которые, будучи взяты вместе,

образуют полную картину настоящей болезненной формы. Таким образом, говорит

Бумке, крепелинская система душевных болезней вскоре после того, как она была

осмеяна и признана, прошла триумфальным шествием через весь мир, и неудивительно

поэтому, что вместе с коренным поворотом основной точки зрения психиатрии,

вместе с переходом от пр оявлений болезни к ее сущности были заложены самые

основы научной психиатрии. Бумке добавляет, что мы опираемся на Крепелина даже в

тех случаях, когда высказываемые взгляды сильно отличаются от его собственных.

В эту аналогию, думается нам, стоит углубиться. Достаточно только мысленно

перенестись в ту эпоху психиатрии, о которой говорит Бумке, чтобы увидеть, что

она в точности напоминает современное состояние педологии. Тогда психиатрический

диагноз базирова лся на отдельном симптоме, и психиатр распределял душевные

болезни по рубрикам: галлюцинация, бред,-подобно тому как в донаучную эпоху

клиника внутренних болезней определяла болезни так: кашель, головная боль,

ломота и т. д. Если мы перенесемся мыслен но в положение врача той эпохи, мы

увидим, что он по необходимости должен был ставить диагнозы точь-в-точь такие,

какие часто ставит сейчас педолог. Приходил больной, жаловался на кашель, ученый

врач, вероятно, называл кашель по-латыни и с таким диагн озом отпускал пациента.

Если наивный больной просил разъяснить, что означает мудреное название, он,

наверное, в ответ узнавал то же самое, что незадолго перед тем сообщил врачу.