Хелена

— Ты будешь лично прислуживать принцу, — сказала мне сотворённая богиня вскоре после пробуждения Ларандина.

"Быть в свите особы королевской крови величайшая честь. О, да я делаю карьеру!"

— А остальные? Какие роли им уготованы?

— Тебе это так важно? — Владычица насмешливо вскинула тонкую бровь и милостиво объявила:

— Могу отдать их под твоё начальство.

— Благодарю, — я склонилась в церемониальном поклоне.

"Мою гордость сломили. Как… печально".

Миарк и дети перешли под мою власть, хотя говорить им об этом я не собиралась. Мне просто хотелось держать всех истинно живых в Ортано Косом вместе.

— Не забывай о нашем договоре. Ты всё ещё должна мне услугу.

Слова властительницы резанули мне по сердцу.

"Зачем каждый раз напоминать?"

— Я никогда ничего не забываю.

— Тем лучше. Забывчивая служанка ничем не лучше сломанной вещи, а я терпеть не могу сломанных вещей.

В голосе Белой слышались нотки отвращения. Опасный признак. Припадки дурного настроения у Королевы случались часто, и срывала его она на слугах. Особенное удовольствие ей доставляло изводить меня и Миарка. Впрочем, эйанец смиренно и даже с некоторой охотой выполнял любые поручения хозяйки, в том числе и самые бессмысленные.

Вопреки законам логики, со временем я всё меньше понимала Пустой мир и его обитателей.

В небольшой комнате с закруглёнными углами, за столом из полированного дерева цвета пепла, сидели я и мой эйанский друг. Компанию нам составляла стопка переплетённых в тёмную кожу рукописей, изящные фарфоровые чайник и две чашки с блюдцами (всё из одного сервиза). С пробуждением принца жизнь в доме Королевы воистину изменилась к лучшему.

"Скоро Ортано Косом придётся называть не Пустым, а Полная-чаша миром".

Из-за моих и Миарка новых обязанностей расшифровка записи Ларана продвигалась с удручающей медлительностью. Дело не облегчало и наше общее невежество в Высшей Алхимии.

— Бесполезно, — обреченно сказала я, сделав крошечный глоток; у дворцовой девушки — особенно у главной дворцовой девушки — манеры должны соответствовать положению. — Опыт твоего отца не годится для меня. Он обладал уникальным даром… или благословением. Я не такая.

— Не рано ли сдаёшься, принцесса?

Я вздохнула. Иногда мне казалось, друг видит окружающий мир в альтернативном свете.

Мощь Золотого века основывалась на Естественном законе. С его помощью люди Древней Империи творили то, что мои современники не могу повторить волшебством. Я принадлежала своей эпохи, так же как Ларан — своей. Мой разум не годился для постижения тайн Высшей Алхимии.

"Пора начать мыслить трезво".

За чтением исследований творца Белой я только зря убила время.

— Есть ли в тебе что-то, принцесса, чего нет в других? — внезапно спросил Миарк. — Чувствовала ты когда-нибудь отличие от обычных людей? Осознавала ли свою исключительность?

Я никогда не ощущала себя лучше или хуже окружающих. В Храмовой Школе мне внушили: гордыня и самопринижение одинаково опасны. Перед Равновесием все равны — и люди, и эльфелинги, и боги.

"Все, да не все, как выяснилось".

Я оставила без ответа вопросы эйанца.

— Ты замахнулась на тайны жизни и смерти, Хелена, — сказал друг, явно разочарованный моим молчанием. — Они поддаются лишь выдающимся людям. Готова ли ты сказать себе: "Я одна из них"?

Я не раздумывала над ответом.

— Нет. Мне не нужна ни слава, ни могущество. Я хочу просто спасти любимого. Разве этого мало?

— Мало.

Мне хотелось плакать. Миарк обнял меня. Его дружеский жест принёс слабое, но утешение.

— Ты особенная, принцесса, — мягко прошептал эйанец. — Только не хочешь в этом признаваться, даже самой себе. Я вижу твой свет, но ты сама должна его разглядеть.

Чувствовать рядом тепло другого человека было приятно. Как бы я хотела прижаться к Лионелю — сильному, здоровому, любящему — и просто сидеть, позабыв обо всём.

"Пустые мечты".

— Может, разгадка твоей слепоты кроется в прошлом, Хелена?

Голос Миарка звучал так… доверительно.

Я закрыла глаза. Картины воспоминаний отчётливее проступают, когда разум не сосредоточен на окружающем мире.

Заплаканная мама и растерянный отец. Мой брат Андриан, лежащий на смятой постели — бледный, исхудалый, не похожий сам на себя. Целители разводят руки и отводят взгляд. В храмах дают страшный в своей окончательности совет: "Смиритесь".

Я стою на коленях перед изображением Жиюнны, читаю молитвы охрипшим голосом. Чуда не происходит. От обиды и отчаяния сыплю проклятьями, но и они уходят в пустоту.

К демонам не обращаюсь, поскольку знаю — они лжецы.

Валюсь от усталости и засыпаю тяжёлым неспокойным сном. В нём я…

Дальше — темнота. Будто меня заперли в чулане, как провинившегося ребёнка.

— Что тебе приснилось, Хелена?

— Я не помню.

— Не помнишь или не хочешь помнить?

…Я иду по чёрной пустоши. Солнце тускло светит сквозь густую пелену свинцовых туч, земля твёрда, как камень. Холодно.

Я бреду из ниоткуда в никуда.

"Хочешь подарить жизнь брату?" — спрашивает меня голос. В нём нет угрозы.

Я так устала.

— Спаси Андриана, — шепчу одними губами. — Умоляю. Я заплачу любую цену.

"Назови меня по имени, Хелена".

— Только и всего?! — кричу, задыхаясь от радости.

"Да".