Хелена Рубинштейн. Императрица Красоты

Скульптуры снова расположились в длинной галерее, холле и прилегающей к нему курительной комнате. Эта комната, до отъезда служившая библиотекой, была переделана – стены обшили панелями из проморенного светлого дуба, вдоль стен сделали длинные полки и поставили витрины – теперь там с легкостью размещалась вся коллекция. В трех больших витринах была выставлена серия скульптур антилоп из Судана. В маленьком трюмо стояли редкие статуэтки из Судана и Кот-д’Ивуара, а на полках располагались фигурки народов банту – племени пахуин и предметы религии бьери, головы бамун и несколько предметов из бельгийского Конго. На карнизе, шедшем по всему периметру комнаты, на специальной планке стояли статуэтки племен сенуфо, бауле, бамбара и маски племени бобо вместе с несколькими фигурками народа бакота.

На другой стороне галереи все было устроено таким образом, что позволяло без помех наслаждаться скульптурами огромных размеров, зафиксированными на специальных подставках, – они прекрасно смотрелись на фоне белых стен. В той же галерее, в нишах, устроенных в пролетах, находились маски племен сенуфо и гуро и тотемные фигурки из Габона, обрамленные латунными чеканными пластинами.

В холле, на двух застекленных этажерках, располагалась коллекция образцов ткацкого мастерства – самая полная и редкая, учитывая разнообразие и уникальность экспонатов.

Скульптуры Океании, не такие многочисленные, как африканские, но исключительного качества, находились наверху деревянной обшивки курительной комнаты. Отдельно были выставлены предметы искусства доколумбовой Америки, античные статуэтки и искусство Дальнего Востока. Все это находилось в вестибюле, который вел в большую гостиную в ротонде, выходившую на террасу. Интересно то, что некоторые предметы коллекции Хелены были внесены в каталог Музея современного искусства в Нью-Йорке в 1935 году по случаю большой выставки африканского искусства.

Хелена любила рассказывать, как к ней попала бóльшая часть ее коллекции. Случилось это очень необычным образом в начале тридцатых годов: «Это было время, когда в политике уже появился Гитлер. Один немецкий еврей собирался бежать из Берлина и хотел вывезти вагон негритянской скульптуры, но у него не было ни копейки. Я помогла ему уехать. Вот так! Неплохо составить коллекцию из целого вагона африканского искусства!»

* * *

Когда Хелена вернулась в Париж после Первой мировой войны, светская и интеллектуальная жизнь там била ключом. Кубисты, работы которых она отказывалась покупать несколько лет назад, пользовались огромным успехом. Большой Пикассо, которого ей предлагали за 6000 франков, в 1920 году был выставлен на продажу за 60 000 долларов. Она поняла, что пропустила хорошую сделку.

Тогда Хелена решила лучше изучить современное искусство. «Несмотря на занятость, мне всегда удавалось урвать часок, чтобы посидеть в одном кафе Le Dyme, где я виделась со знакомыми и где познакомилась со многими своими друзьями». Именно здесь Хелена впервые увидела Пикассо. Там же она познакомилась с Жюлем Паскином, Андре Дереном и Морисом Вламинком[54]. Как и в случае с коллекцией примитивного искусства, именно страсть к исследованию толкала ее на приобретение работ этих художников, которых дилетанты тогда еще игнорировали. Но она никогда не встречалась с ними в мастерских, только в галереях, чтобы ничто не мешало составить собственное мнение. Иногда она делала выбор сразу же, после первого посещения. Подпись значила для нее мало, на самом деле при выборе ею руководили только эмоции. Она признавалась, что не видела существенных различий между идолом из Габона и Арлекином гениального Испанца (так называли Пикассо), но видела только магическую силу мечтания, которая одинаково просматривается и в буддийской фигурке, и в лице библейского царя, написанного Руо[55]. «Меня интересует только одно – империя эмоций, откуда родом те чары, которые пленяют нас и в царстве сна Шагала, и в роскошных сиамских барельефах. Нет другой ценности у произведения искусства – только создание красоты».

Ее друг Луи Маркусси иногда упрекал ее за склонность к сверхъестественному. Но когда они спорили об искусстве, их мнения идеальным образом совпадали во всем, что касалось «удачно найденного равновесия». Однажды Маркусси сказал ей: «Когда ты хочешь сделать женщин неотразимыми, Хелена, тебя вдохновляет то же сильнейшее чувство, что заставляло друзей твоего отца восхищаться роскошью старинных дворцов, где они устраивали балы, одетые в украшенные мехом и расшитые золотом кунтуши по традиции своих предков. Именно это лежит в основе того лиризма, который я хочу передать в своих натюрмортах».

Если некоторые из друзей не одобряли ее выбор, она возражала так: «Я – коммерсант, и я не могу позволить себе не покупать оптом». При этом Хелена всегда повторяла, что никогда не жалела о сделанных покупках.