Хеллтаун

— А по-моему виноват тот псих, что убил Тома ради тачки, — голос раненной женщины был низким, а тон резким и грубым. Она смотрела на Лорэйн и Дэна: — Эти люди были со своим дружком, видели, что он делает. А теперь мы пустили их к себе и с ними делим пищу.

Даже сейчас, за ужином, она не снимала бейсболку, а потому не было видно выражения лица говорившей.

— Скарлетт! — обратился к ней Маршалл.

— Что?

— Эти люди стреляли в него, а не в нас.

— Если они приехали с ним, значит уже на его стороне!

— Скарлетт!

— Да что? Где я вру?

Ситуация накалялась в считанные секунды, а виноватым себя в этом чувствовал Дэниел. И ведь на самом деле в словах Скарлетт была правдивая суть, ее подозрения в отношении чужаков справедливы. Каннингем понял, что самое время вмешаться:

— Во многом Скарлетт права, Эндрю, — начал Дэн. — Я знал на что способен Кевин. Только при мне из-за него убили семь невинных людей. Он умеет манипулировать, а потому сумел убедить меня и всех остальных, что убитые были для нас угрозой. Даже если бы Кей сказал, что черное это белое, я бы тоже поверил, ведь слепо доверял ему со школы. И когда он садился с Томом в машину… да, я знал, что ничем хорошим это не закончится. — Каннингем замолчал, вспоминая сцену, о которой рассказывает. — Но я был уверен, что в этот раз успею остановить Биртича вовремя. Мы с Лорэйн ехали за ним только для того, чтобы убить.

Увидеть реакцию Скарлетт на собственные слова Дэниел не мог, но мог услышать. Молчание. Оно наталкивало на мысль, что позиция женщины, основанная негативном отношении, могла сдвинуться в пользу хотя бы нейтрального восприятия двух чужаков перед ней. Неожиданно мысль Каннингема продолжила Лорэйн:

— Скарлетт, мы не на его стороне. Когда мы разговаривали, помнишь, я рассказала, что вчера потеряла близкого человека? — она сделала паузу, ожидая ответа от собеседницы, но та молчала. — Так вот, тот псих, которого ты назвала моим дружком, убил его. Отвел на казнь, опоив меня снотворным. Могу я быть на стороне такой сволочи? Могу, Скарлетт? Я поклялась, что буду жить теперь для того, чтобы убить Кевина. Отомщу за всё, что он сделал. За Вову. За Митча. За то, что заставил меня участвовать в массовом убийстве у меня же дома. За Тома тоже! Совсем молодой парень…

Лорэйн не смогла сдерживать слезы, но теперь не хотела, чтобы кто-либо здесь их видел. Она встала с пола и отошла в сторону стеллажей, туда, где почти не было света. У всех оставшихся желание продолжать беседу пропало окончательно. Дэн тоже вышел из-за стола, но предварительно поблагодарил за компанию и пожелал всем спокойной ночи. Вместе с дочерью он пошел в выбранный угол для сна.

Прямо между автоматом с колой и автоматом со сладостями бросил часть взятых из особняка Лорэйн одеял, подушку. У изголовья импровизированной кровати поставил детское автокресло, и начал вслух читать единственную книжку со сказками, которая у него была. Всего несколько детских историй о добре и дружбе, и дочь задремала. Дэн собирался убрать книжку обратно в рюкзак, но неожиданно нащупал там что-то твердое. Еще одна книга? Нет, в твердой обложке оказалась толстая записная книжка. Дэниел вспомнил — это дневник Далси, покойной жены. Он взял его вместе с фотоальбомом, но последний он оставил в машине, а блокнот почему-то запихнул в рюкзак, где только самые нужные и важные вещи.

Дэн открывает первую страницу:

«Сегодня самый счастливый день в моей жизни — я выхожу замуж за самого лучшего, самого красивого и любимого парня в этой Вселенной! Дэниел Каннингем, я люблю тебя и буду любить до конца своей жизни! Как и нашего ребеночка, ведь…»

Мужчина закрывает записную книжку. Дэниел понимает, что сильно переоценил свои силы, сев за чтение дневника. Это оказалось еще сложнее, чем он предполагал. Каннингем совсем забыл, какой нежной была его Далси раньше, и какой трогательной она была в этой нежности. Вечно счастливое облачко добра и ласки, именно в такую девушку он влюбился. Что могло изменить жену настолько, что ничего кроме истерик от нее Дэн и не слышал?

Пролистывает счастливое начало, счастливые записи все быстрее превращаются в болезные жалобы. Дэн доходит до середины дневника: