Хендерсон — король дождя

— Король, надеюсь, вы считаете меня своим другом. Меня поразило все сказанное вами, хотя признаюсь, голова кругом от новых мыслей. Мне здорово повезло, что я попал к вам. Вчера, правда, меня исхлестали плетками, но это не беда. Я из тех, кто живет в страдательном залоге. Позвольте все-таки спросить, когда начнется эпоха благих начинаний и как это произойдет.

— Хотите знать, что вселяет в меня уверенность, что такая эпоха неизбежно настанет?

— Как не хотеть? Сгораю от любопытства. Какие практические шаги вы рекомендуете, чтобы приблизить эти благословенные времена?

— Не стану скрывать, мистер Хендерсон-Санчо, есть у меня кое-какие соображения на этот счет, и я не собираюсь держать их в секрете. Что до неприятностей, через которые вы прошли, то я сожалею о них. Да, мы использовали вас в наших целях. К этому нас вынудили обстоятельства. Простите!

Дафу не просил — он приказывал, и я был рад подчиниться и простил его. Жизнь порядком поиздевалась надо мной, но я не утратил способности понимать, что почем. Обстоятельства действительно были чрезвычайные.

Я понимал Дафу, поскольку мы мыслили одинаково, принадлежали к одному ментальному типу.

— Нет проблем, ваше величество. Вчера я сказал себе: «Пусть король использует меня в своих целях».

— Следовательно, вопрос закрыт. Благодарю вас, мистер Хендерсон-Санчо… Какой все-таки редкий экземпляр человеческой породы вы собой представляете! С соматической точки зрения. У вас такая монументальная фигура.

Я насторожился: кто-то из оркестрантов сфальшивил.

— Вот как?

— Не будем расторгать наше соглашение относительно искренности, — сказал король.

— Не будем, ваше величество. Посмотрим, чем все обернется.

— Я замечал, что человек часто не может посмотреть правде в глаза, а принимает желаемое за действительное. Это вообще самое распространенное заблуждение.

Дафу кивнул на стопку книг подле его табурета. Я хотел прочитать названия на корешке, но в комнате было слишком темно.

— У вас очень сердитый вид, — сказал король.

Для меня это не было новостью. И тем не менее его замечание задело за живое.

— Что вы хотите? Жизнь не баловала меня. Частенько били по темечку. Я не только о войне говорю, не только о своем ранении. — Я стукнул себя кулаком по груди. — Но и такую жизнь я никому не отдам. Буду беречь ее, хотя не раз грозил жене наложить на себя руки… Если сам не могу что-то сделать, то по крайней мере покажу, как надо. Впрочем, мне нечего особенно показывать…

— Ошибаетесь, сэр. Вы многое и многим можете показать. По мне, вы сокровищница примеров, и я отнюдь не критикую вас. Напротив, ваше телосложение вмещает в себя целый мир. В годы моих медицинских штудий меня увлекало изучение разных человеческих типов. Я даже разработал собственную классификацию форм тела, характеров, умственных способностей, душевных состояний. Перечислю некоторые. Агония, голодание, упрямец, невозмутимый, как слон, хитрый, как свинья, истерик, ждущий смерти, гордящийся своим фаллосом или, напротив, выхолощенный, самовлюбленный, хохотун, педант и так далее. До бесконечности!

— Любопытная система.

— Я посвятил ей много лет. И всюду, от Ламу до Стамбула и Афин, наблюдал самые различные категории людей.

— Да, это немалый кусок нашей планеты… Но все-таки какой же пример я показываю?

— Вы человек, который взывает: «Спасения! Спасения! Что мне делать? Что я должен делать, чтобы спастись? Что станется со мной?»

Я не мог скрыть удивления, даже если бы был высококвалифицированным специалистом по сокрытию секретов.

— Да, Виллателе собиралась раскрыть тайну гран-ту-молани.

— Я гостил у арневи, — сказал Дафу, — и знаю, что такое гран-ту-молани. И саму Виллателе знаю. Великолепный экземпляр человеческой породы по моей классификации. Но одной гран-ту-молани недостаточно. Мистер Хендерсон, я могу кое-что показать вам. Без этого «кое-что» вы не поймете ни моей точки зрения, ни моей задачи. Вы готовы сопровождать меня?

— Куда?

— Не могу пока сказать. Доверьтесь мне.

— О’кей… Вероятно…

Король встал. Тату, дремавшая в углу с надвинутой на глаза фуражкой, тоже вскочила.

XVI

Из комнаты дверь открывалась на длинную галерею с навесом из ветвей. Тату пропустила нас, а затем, заперев дверь, последовала за нами. Король был уже далеко впереди. Я хотел было догнать его, но исцарапанные вчера ноги плохо слушались. Тату, четко отбивая шаг, шагала позади меня. Мы прошли длинную, пятидесятифутовую, галерею и уперлись в дверь. Она подняла большой деревянный засов, весивший, должно быть, не меньше железного. Колени женщины-генералиссимуса от натуги подогнулись, но могучее телосложение позволило ей выстоять. Вдобавок она знала свою работу. Дверь выходила на широкую лестницу. Внизу стояла кромешная тьма. Оттуда так тянуло гнилью, что я закашлялся. Дафу шел как ни в чем не бывало. «Сюда бы шахтерскую лампу и клетку с канарейками, — подумал я. — Ладно уж, капитан Хендерсон, шагай смелее. Ступенька, вторая, третья…» В такие минуты я всегда призываю на помощь свое военное «я».