Хендерсон — король дождя

— Может показаться, что существующий порядок вещей имеет прямое отношение к тому, что произошло с вами. Но я лично думаю, что это не так. По-моему, один из законов человеческой природы прямо связан с проблемой силы и насилия. Человек такое существо, которое не может безропотно сносить удары, будь то удар, нанесенный человеком, или удар судьбы. Возьмите лошадь или быка — домашнее животное не отвечает на удары. Но человек непременно мстит обидчику. Если ему угрожает наказание, он постарается уйти от него. Если не удается уйти, он падает духом. Такое случается, не правда ли, мистер Хендерсон-Санчо? Брат поднимает руку на брата, сын поднимает руку на отца — о том и подумать страшно, — а отец на сына. История повторяется снова и снова, из века в век. Если отец не ударит сына, они будут не похожи друг на друга, будут как чужие. Нет, человек не может безропотно сносить удары. Если же он вынужден какое-то время терпеть насилие, то он не успокоится, пока не придумает способа отомстить. Каждый из нас по сей день собственной шкурой чувствует удары доисторических людей. Принято считать, что первым человеком, поднявшим руку на подобного себе, был Каин. Но давайте вникнем. Еще до Каина, в начале всех времен на человека поднялась рука. Люди и сейчас страшатся Божьей кары. И чтобы обезопасить себя от чужаков, первыми наносят им удар. Таков закон земли. Что касается присловия «В силе правда», то это особая тема.

В комнате было полутемно. В воздухе поплыли запахи запекаемых овощей.

— Минуточку, ваше величество. — Я нахмурил брови и закусил губу. — Правильно ли я вас понял? Вы утверждаете, что душа гибнет, если не заставит другую душу страдать так же, как страдает она сама.

— К великому моему сожалению, чужое страдание приносит покой и радость.

Ранки от ударов плетками на моем лице еще не зажили.

— К великому вашему сожалению, говорите? Потому и били богов, и меня заодно с ними?

— Когда вы изъявили желание поднять Муммаху, мне следовало бы подробнее ввести вас в курс дела. Однако в общем и целом вы правы.

— Вы решили, что я сумел выполнить эту неподъемную работу… — Я прикусил язык, поняв, что упреки ни к чему не приведут. — Знаете что, ваше величество? Есть такие люди, которые отвечают добром на зло. Даже я понимаю это, хотя иные считают, что я не в своем уме.

К моему удивлению, я видел, что король соглашается со мной.

— К вам присоединится любой мужественный, смелый человек. Он не хочет жить во гневе. «А» нападает на «Б», «Б» нападает на «В», и так далее. Ни в одном алфавите не хватит букв, чтобы воспроизвести существующее положение вещей во всей его полноте. Отважный человек постарается остановить зло. Во что бы то ни стало. Такой держит удар, но сам никому не причинит вреда, поскольку это вопрос самолюбия. Он безбоязненно бросится в пучину зла, ибо верит, что оно не всесильно и не вечно. Его логика проста: «Если не я, то кто?» Многие храбрецы, совершив это, погибли. Но еще больше тех, кто сказал себе: «Хватит нести бремя гнева. Хватит тащить ярмо на вые. И так досыта хлебнул я страху».

Здесь я хотел бы сказать, что личность короля Дафу действовала на меня не меньше, чем его речи, а может быть, и больше. Его черная кожа сверкала, как капельки росы на траве. Спина у него была прямая, мускулистая. Большие губы были ярко-красного цвета. У хороших внешних данных короткая жизнь, и красота привлекает нас сильнее, чем следовало бы. Тем не менее я невольно любовался своим собеседником.

— В конечном счете вы правы. Ответить добром на зло — вот достойная отповедь воякам. Увы, человечество в целом не скоро придет к этому. Не берусь предсказывать, но добрая воля восторжествует в мире.

Слова короля бередили ум, западали в душу. Я многое бы отдал за то, чтобы услышать этот оптимистический прогноз и от других людей. Я дрожал от волнения, от того, что мы коснулись высоких материй. Казалось, будто окружающие предметы сдвинулись с места и составили единую цветовую гамму: желтые, зеленые, красные, темно-коричневые… Дафу вырастал в моих глазах до исполина, вокруг его головы засветился ореол, голос зазвучал будто симфонический оркестр. Я был без ума от восторга. Дафу был полон извечного африканского достоинства, а достоинство — верх человеческого поведения. Не знаю, где еще так достойно держатся люди. Меня поражала изысканность манер короля, и где? В самом сердце тьмы, в непроходимых джунглях близ экватора, в том самом селении, где лунной ночью я тащил на спине труп. В мире постоянно происходят превращения, но здесь они особенно удивительны, как удивительно было бы превращение паука в человека, который читает лекции по энтомологии или ботанике.

Итак, я жадно внимал словам короля о грядущем торжестве добрых дел в мире.