Херувимский странник

Весьма оригинальные мысли, также основанные на троичности, Бёме высказывает в «Трех принципах», где он несколько иначе излагает то, о чем писал в первом сочинении «Аврора», в то же время продолжая и уточняя его. Первым принципом Бёме считает «муку тьмы» («Quai der Finstemis»), вторым — «силу света» («Kraft des Lichtes»), третьим — «изрождение из тьмы силою света» («Ausgeburt aus der Finsternis durch Lichteskraft»). Свет и сила света — Бог, изрождение (исхождение) из тьмы — Дух Святой, тьма — человек, блуждающий во грехе. Смысл этой троичности — обожение человека, восхождение его ко Христу, — вытекает из всей троичной системы христианства. Разумеется, Бёме со свойственной ему фантазией «пропускает» эту троичность через свою вещественно-качественную систему, о которой говорилось выше, предлагая новую рефлексию на ту же тему.

Весьма интересна работа «Об обозначений вещей», посвященная, в сущности, вопросу о происхождении языка. Имена вещей — футляры (Behaelter), воспроизводящие, повторяющие в своей явленной форме сущность вещи, т.е., говоря лингвистическим языком, раскрывающие их внутреннюю, этимологическую форму. Имена, таким образом, равносущи вещам, полностью замещают их. Рождаясь изнутри друг друга, вещи тут же получают свои имена, становясь именами-вещами и представляя собой процесс, зеркально отражающий сотворение мира Словом Божиим: из Божьего Слова — мир, из вещей мира — слово человеческое (по аналогии с 1-й главой Книги Бытия). Будучи в свою очередь рефлексией того, о чем Бёме писал ранее, эта работа является наиболее глубоким и цельным его сочинением; именно в ней он приближается к раскрытию «Великой тайны», формулируя ее следующим образом: «Итак, следует вдуматься во все вещи, ибо первоисток всех вещей есть единая сущность, оная же есть Тайна всех сущностей и Откровение безосновности в основе» («Also ist allen Dingen nachzusinnen, denn all Dinge urstaenden aus einem einigen Wesen; dasselbe ist ein Mysterium aller Wesen und eine Offenbarung des Ungrundes im Grund»). Это высказывание можно считать выводом из всех рассуждений Бёме, без которых не состоялась бы и немецкая классическая философия.

Последняя работа «немецкого философа» — «Христософия» — завершает его богословскую систему. «Путь ко Христу» вполне согласуется у Бёме со святоотеческой традицией, если не считать очередной рефлексии на тему символико-химического построения мира. Главные идеи христианской нравственности для Бёме суть отказ от себя (от «самости», Selbst), смирение и покаяние. Необходима христианину и Церковь: сначала в собственной душе, затем в соборности всех уверовавших во Христа и только потом уже в храме как непременном следствии и условии закрепления веры. Церковь для Бёме, таким образом, — не просто каменное здание (в которое она отчасти выродилась в современном Бёме догматическом лютеранстве), а духовный собор верующих, чем, собственно, она и является.

Будучи изложена в символико-метафорической форме, «теософия» Бёме есть система поэтическая, «сотворяющая» мир через слово. «Словотворение» состоит у Бёме не только в ономатопоэтической игре, но и в обилии символов, фантастических аллегорий и сравнений, сополагающих земное и небесное, которыми он живописует «открываемое» им мироздание. На фоне этой экстатической фантастики и внутри нее возникают настоящие откровения, на что, например, указывал Н. Бердяев в «Смысле творчества»: «Гениальные, превышающие время антропологические прозрения открываются у величайшего из мистиков-гностиков всех времен — Якова Бёме».

Пример символического (аллегорического) языка, характерного для Бёме, можно привести из пролога к «Авроре», где изображено дерево как аллегория мироздания. Сад, в котором дерево растет, — мир, поле за садом — природа, ствол дерева — звезды, ветви — элементы, фрукты — люди, а сок — Божество. Фантастичность этой аллегории очевидна. Логика в ней произвольная. Важна здесь сама идея всесвязанности — Божественного, природного, элементарного и человеческого.