Так была организована «охота за мечами» (катана гари),
как фамильярно называли ее. Но все-таки позволительно задаться вопросами о реальной быстроте исполнения и реальном значении этого эдикта. Текст «Тамонин никки» сообщает, что в провинции Кага, например (современная префектура Исикава), посланники Хидэёси собрали (с 1588 г.) «1073 катаны (длинных меча), 1540 вакидзаси (коротких мечей), 160 яри (алебард), 500 когаи (ножей) и 700 сёто (дат или кинжалов)», итого 3973 единицы оружия всех категорий. Но, чтобы получить количество обезоруженных людей, это число надо разделить на два, — каждый боец обладал по меньшей мере одним коротким и одним длинным оружием, катаной и вакидзаси, так что возможности сражаться не лишились и 2000 бойцов. С учетом того, какое количество личного состава военачальники обещали выводить на поля сражений, суммарное количество для провинции выглядит скудным. Надо ли делать отсюда вывод, что большинство таких «наемников» получало оружие от полководцев, а никакого личного оружия не имело? Или что многие спрятали оружие, которым владели? Тот же текст намекает на большие опасности, которым подвергаются жители сельской местности; крестьяне думали не столько о бунтах (навязчивой идее Хидэёси), сколько о том, что грозит им самим в стране, в умиротворение которой они верили мало, тем более что сам Хидэёси снова обещал схлестнуться с сеньорами Востока — Ходзё. Однако по размышлении они сочли, что ярость «Обезьяны» для них еще опасней, чем ярость феодальных соседей. Трудный выбор! Или скорей быстрое подчинение новому господину, возможно — более сильному, более ловкому и в любом случае более жестокому: если он при случае мог выказать великодушие по отношению к серьезному сопернику, присоединение которого принесло бы ему много полезных вассалов, по отношению к крестьянству он никогда не проявлял никакого милосердия — ведь в обществе, которое ориентировалось на конфуцианскую модель, предполагавшую колоссальное уважение к земледелию — основе национальной экономики, над производителями тяготело предельное и парадоксальное проклятие.Правда, столь хитроумно выстроенное здание могло рухнуть со дня на день: репутация завоевателя, выскочки, пусть даже гениального, состояла всего лишь из неутомимо сплетаемой сети физических или моральных побед — достаточно было ослабнуть одной петле, и вся ткань могла расползтись.
К примеру, Хидэёси тщетно требовал от Ходзё Уд-зимаса, хозяина обширных территорий в Канто, чтобы тот явился в Токио и изъявил почтение как императору, так и его кампаку.
Удзимаса укрылся в своих владениях и укреплял там связи, дружеские и семейные, со своим соседом Токугава Иэясу. Первый призыв, в 1588 г., ничего не дал; на второй, 1589 г., явился брат главы клана — сам Удзимаса не шелохнулся, очевидно, не спеша покоряться человеку, триумф которого ему, возможно, казался не более чем временным. Полуострова и равнины Канто простирались так далеко от столицы и были так хорошо защищены с тыла огромными горами Северо-Запада, традиционным очагом сопротивления централизаторскому влиянию Киото!Таких надежд Хидэёси, конечно, не мог позволить питать, если не хотел быстрого распада того дела, которое с большим трудом совершил. Однако в тот момент у него было много других поводов для раздумий.
Без конца гоняясь за осуществлением грез о политической славе, он несомненно не уделял особого внимания ускользавшим годам — и вот время прошло! Ему стукнуло уже пятьдесят четыре, а наследника нет: Хидэкацу, четвертый сын Нобунага, которого он усыновил, в 1585 г. умер, а ни один ребенок его крови не родился. Странная судьба: пусть его супруга была бесплодной, но, конечно, в наложницах он никогда не испытывал недостатка — не один из его верных вассалов, представителей родов Кёгоку, Гамо, Маэда, предлагал ему как минимум одну из своих дочерей, чтобы она попыталась исполнить его надежды и доставить ему удовольствие. В качестве главы дома и его жена Нэнэ предоставляла ему те же услуги, а Хидэёси был не из тех мужчин, которые отказываются от приятных моментов жизни. Несколько писем к Нэнэ, например, адресованы той или иной наложнице, которые все были подвластны официальной супруге, в отсутствие хозяина принимавшей решения о дне и месте, где каждая из них должна встречаться с господином; взамен — уважение к «посреднику» всегда священно — они служили вестницами, передавая послания супругов. Несмотря на столь хитроумную организацию, Хидэёси перешагнул рубеж пятидесятилетия, не родив ребенка — во всяком случае такого, который прожил бы достаточно долго, чтобы кто-нибудь сохранил о нем память.