Шипарец показал им какую-то бумажку и произнёс:
— С дороги, мы люди Бахара.
Стражник взял бумагу в руки, уделил ей секунду своего внимания, затем согнул пополам, открыл набедренную сумку и засунул туда.
— Отдай, не то пожалеешь, — злобно процедил Шипарец.
— Или что? — ответил стражник. — Думаете, особенные, якшаетесь с большой шишкой? Неместным без разрешения...
Но не успел он договорить, как Шептун рубанул стражника в челюсть, да с такой силой, что у того половина зубов — врассыпную. Тем временем Сгусток прикрыл пальцем ноздрю, сморкнул ближайшему противнику соплю в глаз и, воспользовавшись переисполненным возмущением замешательством, дал по харе, тоже уложив с одного удара. Вот как он получил свою кличку. Остальных Шипарец, Козинак и Шприц прирезали за пару секунд, те звук едва успели издать. Козинак добил раненого с возгласом: “Да поразит тебя свет огня моего кулака”, — с чего наёмники вдоволь поржали. “Ебать ты, в натуре, пылающий член ордена святой ипостаси, нах”, — гыгыкнул Шептун. “Молодца пацан”, — одобрил Шипарец.
Теперь понятно, почему эта группа алкашей — последняя надежда губернатора. С такой слаженностью и бесстрашием они и впрямь лучше всех в вопросах устранения “всяких человек”. Они справились с шестерыми войнами за пять-шесть секунд, причём двоих убили одним ударом голой руки.
Шприц проверил пульс поверженных: один из них весь в крови, но жив. По велению Шипарца его затащили в убежище.
Вопли стражника продолжали звучать до вечера, чисто по угару наёмников.
— Тупое животное, не понимает, что брат за брата — так за основу взято, — объяснялся акт насилия уже пьяными мужиками.
К девяти часам вернулись отделившиеся наёмные пропойцы. Все вместе они продолжили бухать на базе и обсуждать, кто там кому-то в трактире с вертухи прописал. Снолли сидела медитировала в дальнем углу, я сидел у смежной стены недалеко от неё, благо холл клиники большой, и мы могли держаться в отдалении от отторгающей пустословности бузотеров.
В голове вспоминались обрывки из вчерашнего сна. Застыла картинка блеклого шарика в тёмной комнате, особенно жуткий образ — сам вид неудавшегося сияющего барьера. Шар помнился бессветным, но сейчас в воображении виделся блеклым. И образ столь ужасающий, что сознание засасывало в бездну. Устрашающие образы легко могут ввести человека в глубокий транс, наверное, сатанистам поэтому проще дается открытие третьего глаза, потому что они медитируют пред зловещими статуями Бафомета и высокостоящих демонов, генералов армии преисподней.
Никак не могу унять тревогу, да что ж такое... Я решил успокоить себя: сотворить небольшой сияющий барьер и полюбоваться его прекрасным светом. Закрыв глаза и сосредоточившись на пятнышке света в пустоте, я направил руки перед собой и соотнёс переливающееся гиперпространственное пятнышко из темноты в ощущение между рук. Я открыл глаза, и передо мной появился блеклый шарик, как раз такой, каким виделся в воображении, такой, каким я его боялся увидеть... Как это понимать?! Сие зрелище вселяло в меня страх, будто мой внутренний огонек вот-вот погаснет... Снова воспоминание: ночные духи, я, окутанный тьмой, затухающий огонек... Удручающе... Затем чужеродный, ярко красный. Что, если я проигрываю битву за свою душу?
Всё, довольно укореняться в таком состоянии. Я рассеял никудышний, нихрена не сияющий недобарьер. Никто из головорезов не заметил моих фокусов. Снолли сидела неподвижно.
Такое странное ощущение... будто свет от двух масляных горелок, вокруг которого набились мужики... темнее? Нет, он стал излучать тьму. Я один это вижу? О, нет, у меня, наверное, едет крыша.
Типы стоят. Воздух стоялый, аж горчит в носу. Уродливая атмосфера.
— Я удар левой во как, — бил мужик в воздух, — на жене отработал, га-га-га.
— Га-га-га-га!
А я сижу, внутрь себя гляжу. Что-то не так, но не понять, как и что...
Снолли нет на месте. Где она?
— Пора с вами заканчивать, мудоёбища, — Снолли бесшумно обошла компанию и зашла к главному за спину.
Как оказалось, никто из мужиков громко выясняющих, как кто кому “уебал” вчера, не обратил внимание на её слова.
— Соске че-т надо, — соседний мужик указал взглядом и отвернулся.
Главный обернулся, посмотрел на Снолли и отстранился от неё, как будто тоже вдруг заметил эти изменения, со светом, как бы остерегаясь, сам пока не понимая что.
Нет, изменения затронули не только свет, но и перспективу, глубину... реалистичность... нет, нечто большее, но это не выразить ни мыслью, ни рисунком.
— Э, ты чё... — сказал Шипарец и замер.
Снолли взяла один из своих метательных ножей между пальцев и, держа ножа вертикально возле своего глаза, как бы прицеливаясь, с таким ещё нескрытым детским энтузиазмом на лице, с дразнящей игривостью, и очень быстро размахнулась и швырнула его в затылок одного гогочущего мужика. Быстрее, чем смог вздрогнуть лидер шайки.
Мужик умер. И упал. Стало потише.
Все разом вскочили. Никто больше не разговаривал. После непродолжительной паузы кто-то воскликнул:
— Ты чё ебу дала?!
По-моему, его кличка Харчок или Плевок, не помню.