— Нельзя вот так взять и проснуться, не будучи в ясном бодром сознании. Задай себе вопрос, был ли ты в сознании минуту назад, пока слушал Меня, делал ли ты то хоть что-то, чтобы возвыситься над своей судьбой, судьбой закончить жизнь земную в вечности адской? Или же неосознанно плыл по сценарию, по которому вел тебя Я? Нет. Ты спорил “с иллюзией”. Толики осознанности достаточно, чтобы увидеть бессмысленность сего поступка. Свободно ли ты прожил или безвольно просуществовал время, что находишься здесь, в “иллюзии”? Все твои поступки предписаны обстоятельствами, ибо нет в тебе ни капли воли. Ну, что же ты приуныл? Давай, взбодрись, проснись, приди в сознание. Хотя бы попытайся, ведь иначе не выбраться тебе отсюда никогда, и вечность ты страдать будешь. Сей ад я сотворил для тебя! Внимай сии слова: не заслуживаешь ты, неосознанное животное, блаженства осознанности, и не будешь заслуживать до тех пор, пока не осознан! Не прислушаюсь к мольбам твоим, покуда рассудок во тьме твой, покаяния не приму от существа невежественного, несведущего. Будешь страдать, пока не проснёшься! Страдай! Страдай, не зная ни конца ни края!
И тут я усмехнулся. И даже чуть-чуть посмеялся. Этот фокус я раскусил. Всё это время я пытался убедить себя, что ты — иллюзия. А теперь ясно вижу. Ты — иллюзия. Намеренно акцентируешь моё внимание на воспоминании о последней минуте, о прошлом — о том, что уже мертво, ибо жив я только в настоящем. Ты давишь на то, что я должен проснуться, прийти в осознанность, что ведом я внешними обстоятельствами, и что выбора у меня свободного нет. Когда на самом деле моя воля, моё осознание никогда никуда не девается! Оно по умолчанию всегда есть, ведь вот он я — здесь! В осознанность не нужно “возвращаться”, не существует опыта вне осознанности. Элементарно, это даже Леска знает. Я же всегда — есть. Ты намеренно уводишь акценты. Итак, ты провалился в том, чтобы обмануть меня. Не такой уж и умный, значит. В таком случае, ты явно не вписываешься в мои ожидания от интеллектуальных способностей некого “Высшего Разума”, по легенде создавшего целую вселенную. Так что нечего мне мозги пудрить! Правильно я ставил на то, что ты не всесилен. Может, я и прихожу к тому, что, в конечном счёте, я ничего не знаю о мире, но только что я доказал себе, что способен на один уверенных шаг к прояснению. Только что я развеял твою иллюзию. Значит иллюзии — преодолимы! Я больше не боюсь сгинуть во тьме неведенья, я больше не боюсь того, что обречён так ни на шаг не продвинуться в пути познания, ведь только что я засвидетельствовал свою маленькую победу!
А хера я вообще что-то доказываю магической иллюзии?
“У нас в Санчиоре говорят так: «Лджурсу аулджурсу. Алджарсэ нэн’сэ», что переводится: «Чтобы проснуться — заметь, что не спишь. Чтобы хорошо выспаться — въеби щепотку гипноцвета»”.
И, так как самого страха я не боюсь, потому что это просто наитупейшая херня, если логически подумать, то ловушка развеялась, и я очнулся.
Первое, что встретило меня в моём распахнувшемся взоре — дух Ганж. Призрак находился так высоко, наверное, в десятках километрах над землей. Даже в сотнях. Поднимаясь, он пропорционально увеличивается. Астральный монстр колоссальных размеров. Лик с материк... Жуть какая. Насколько ещё он может раздуться? До размеров планеты? Чувствую, что тогда психике нашей придёт хана.
Небо безоблачное, сереет. Сереет? И сколько я пролежал? В это время года небо начинает темнеть в ближе к одиннадцати... Освящение как в одиннадцать. Более четырёх часов?!
Я поднялся, и увидел Снолли, сидевшую на траве в десяти метрах от меня.
— Сколько прошло? — я подошёл к ней, и, обходя сарай, увидел лежащую на земле Авужлику.
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужна Авужлика. Пойдём, кое-что покажу, — Снолли медленно поднялась и пошла по траве обходить сарай, я за ней.
Судя по положению солнца, должно быть светло. Но оно как-то тускло светит, будто не старается.
Со стороны входа в большой хигналирский сарай лежало три трупа, у тропы, между сараем и старым дубом
— Что здесь произошло? — спросил я.
— Чтобы ответить на этот вопрос, нам снова нужна Авужлика, — Снолли пошла в сторону Авужлики. — Когда я очнулась, наша сестра воскликнула: “Ура, моя очередь!” и стремглав бросилась на третий фонарь.
Боковым зрением я заметил шевеление. Авужлика приходит в себя. Фух, слава удаче, все воротились в здравии.
— Ты как? — подбежал я к ней. — А я тоже только что встал.
Она тяжело поднялась, потерла затылок, а затем посмотрела на меня и радостно подпрыгнула, торжественно вознеся кулак над собой:
— Ура! Победа! Я его сделала! — и принялась вытряхивать влажноватую землю со своих волос.
Я вздохнул с большим облегчением.
— Дайте угадаю, вам тоже пришлось биться с этим призраком? — улыбалась она.
Мы покачали головой. Авужлика показала кивком что приняла это к сведенью, отвернулась, затем резко повернулась обратно и очень эмоционально спросила:
— Нет, вы чего, вы серьёзно? То есть, по-вашему, есть что-то страшнее той гигантской страхоёбицы, что парит над Хигналиром? Вы вообще нормальные?