Хигналир (СИ)

Я не знал, что и ответить.

— Кто был у тебя, Лэд? — спрашивала она.

— Бог. Краясианский Господь Бог.

— Ничегошеньки себе. Как же ты одолел краясианского Бога?

— Боюсь-то я настоящего Бога, что создал ад и все те ужасы, в реальном мире. Но никак не поделочного внутри магической иллюзии, — кичился я, скрывая, как на самом деле перепугался, как только догадался, кто мой противник. — Я, кстати, так и не понял, я выбрался благодаря тому, что превозмог боязнь иллюзий, или боязнь пред краясианским Богом — владыки иллюзий, верховной точки, где сходится вселенская вереница власти. Или потому, что смог преодолеть магический сон силой осознанности, как учили санчиорские адепты, чародеи из Завсегдалых Насмешников, и шаманские трипы, когда не по плану шло.

— Звучит интересно. Потом в подробности окунёмся. А ты, Снолли?

— Развеяла ловушку при помощи духовной энергии.

— То есть я одна по-честному преодолела свой самый страх? Лэду повезло, что никакой магией не сымитировать правдоподобного Бога, которого он боится, а Снолли сломала заклинание изнутри. Я же своего из лука изрешетила, а когда тот рухнул — порубила Лэдовским зачарованным мечом на куски, испепелив всё его нечистое содержимое. Поначалу я убегала и пряталась. Меня пугал вид опустошённого Хигналира. Дух охотился за мной. Но потом я смогла заставить себя перейти в наступление.

Я посмеялся:

— Ты слишком дословно поняла смысл победить свой страх, буквально победив его воплощение в бою.

— Я обожаю всякого рода состязания, когда я решила схлестнуться с ним, полностью отдавая себя процессу, во мне не осталось места ни для чего, кроме сладостного предвкушения победы над огромным чудищем, вот и всё.

— Снолли, так, а что видела ты? Ты же пролежала здесь какое-то время.

— Ничего не видела. Только осязала. Моим страхом оказалась боль.

На меня в миг обрушился груз вины за то, что втянул её в эту авантюру.

— Ой, не повезло, – виновато выдавил я.

Совсем о ней не забочусь.

— Поначалу меня швыряло из стороны в сторону в тёмной комнате, — рассказывала она, — потом я скатилась в яму полную острых вещей. Я пыталась выбраться, но силы покидали меня. Острые вещи в яме были отравлены. В кромешной тьме я карабкалась через огромную кучу лезвий, игл. Так продолжалось до тех пор, пока я уже не могла пошевелиться от боли. На теле не оставалось живого места, а по сосудам растекался яд, как у сколопендр, пауков и змей. Одновременно. Что вместе с лезвиями доводило моё тело до пюрообразной консистенции. Я задыхалась. Но каким-то чудесным хреном я смогла собрать волю в затылок, активировать духовную технику и развеять заклинание. Хех, — болезненно усмехнулась Снолли, — даже в тех условиях сосредоточиться проще, чем здесь, под покровом злоебущего духа, — она посмотрела над собой. — Хуль смотришь? — негромко крикнула она ему. — Жлика, а сколько я пролежала? Ты побежала как умалишённая, я даже спросить ничего не успела.

— Минут восемь-десять, — прикинула она. — А я?

— Мне казалось, я пробыла там минут тридцать... Ты — полчаса. Тогда, получается, Лэд провалялся... блин, мозг не соображает, чё-то мне не хорошо, — она уселась на траву.

— Авужлик, что за трупы там лежат?

— Они сами пришли. Без лишних раздумий я перерубила им позвоночники. Это нежить. Аркханазар призвал.

— Ты видела Аркханазара? Он выходил? Выглядывал из того окошка? — я указал на высокое маленькое окошко.

— Нет, они пришли с селений. Я полагаю, их призвал этот некромант.

— Если бы они были призванные, они бы растворились.

Я побежал за сарай, чтобы внимательно разглядеть их. Рожи слишком прогнили, чтобы распознать лица. Жёлтая жилетка в клеточку кажется мне знакомой. Да, точно! В детстве был такой мужичек у нас, не помню, как звали, он ещё умер от простуды. Кототерапия ему тогда не помогла. Медицина — слабое место Хигналира. “Все болячки идут из психики”, — любят повторять наши знахари. “От стресса...” О, кажись, понял Сноллину шутку про стресс: она так наших кудесников стебёт.

— Он поднял их с нашего кладбища! — воскликнул я.

— Сорок минут. Не могу не посчитать, если надо что-то посчитать... даже если это причиняет боль... — Снолли сидела, тяжело опёршись на руку.

— Угу, у меня худший результат, — заключил я.

А у Снолли, очевидно, худший исход.

— Дрых небось, под шумок? А? Хах, — подшучивала Авужлика.

— Что ж, остался последний фонарь... — Снолли решительно пёрлась вперед, в сторону барьера.

С диким оскалом она рубанула по невидимой стене ладонью. И пробила! Барьер блеснул фиолетовым светом и растворился в собственном тумане как страшный сон.

— Так и думала. Достаточно ослаб, — сказала она, взяла в руки ножи и запрыгнула на стену, повисла на окне, а затем запрыгнула внутрь.

Ничего себе, ей удалось? Мы с Авужликой бросились за ней, но не в окно, конечно, а через ворота. И когда мы подбегали к ним, вдали показался мужик. Он бежал к нам и махал руками:

— Авужлика Дархенсен! Авужлика Дархенсен! — мы приостановились, а ворота скрипнули, и из них показалась Снолли. — О, и мисс Снолли Дархенсен! Мисс Снолли Дархенсен!

Он подбежал поближе и повторил: