— Да, именно так, я и сам подумать не мог, до того как самолично не угодил в эту систему. И спасибо мастеру Инфернусу, он уже много грязных краясианских секретов раскрыл. А ещё я слышал, что Инокварог тоже много чего разоблачил, у него есть труды о тайной технике священной иллюзии, я его цитаты в После Вчерашнего видел, тут, в библиотеке.
— Жесть. Я теперь ещё больше понимаю, почему Граф Краеугольный не смог выдержать окружавшую его человеческую тупость, и его сознание отправилось в далёкое путешествие в недра самоосознания, находящиеся далеко за пределами физического и астральных миров. Тебе я советую как-нибудь Чтобырь на досуге почитать, уверена, ты сможешь разобраться, что там написано.
— Ой, это будет мудреное чтиво, в данный момент у меня нет энергии в этом разбираться.
— Если однажды почувствуешь, что реальность вдруг стала чужда для тебя, и ты не можешь найти себе места, желаешь обрести комфортную среду в себе и среди единомышленников... единомышленницы — открой Чтобырь.
— Хорошо-хорошо.
Бесцельно бродя по дому, я время от времени подходил к окнам посмотреть наружу. В одном из таких окон, в фасадном окне коридора второго этажа, я увидел идущую по тропинке Авужлику в солнцезащитной шляпке. Каким-то образом она умудрилась сразу заметить меня и утвердительно указала на меня пальцем несколько раз подряд.
Я ведь уже колдовал после материализации, в храме. И ничего. Хотя, должен признать, вчера я действительно выколдвал всю внутреннюю энергию, до дна опустошился, и туда же опустился. Сейчас не могу и простейшего заклинания провернуть. Сил думать нет, куда утекают силы!
Я продолжал стоять и размышлять, пока Авужлика не добралась до меня.
— Прикинь, этот Педуар посмел предложить нам материальную помощь в войне с сепаратистами, — рассерженно говорила измаянная рутиной сестра, — в обмен на доступ к записям Споквейга!
— Откуда он знает про сепаратистов?
— Этот Эсфоншениллярд задает слишком много вопросов. Слишком много.
— Вот гад. А зачем ему помогать Юзенхен?
— Неужели, блин, не понятно? Он хочет выведать секреты могущества Спока.
— Он так и сказал?
— Нет, он сказал, что в его интересах не допустить Споквейга к браздам правления и помочь Хигналиру обрести благопорядок и бла-бля-бла... Он меня что, за дуру держит?
— Видимо, он привык общаться с одними дураками, — я облокотился о подоконник и потёр брови, зажмурив глаза до блестяшек в темноте. — Надеюсь, он уже уехал.
— Нет, этот колорадский хер ещё здесь, — прозвучала отсылка к его полосатому костюму. — Я вежливо намекала, что нам сейчас не до гостей и всё такое, но он даже не подумал предложить свалить.
— Если тебе неудобно прогнать гостя — попроси Снолли. Она уж точно не постесняется.
— Да, если до завтра не уберётся — так и сделаю, — Авужлика уперла руки в бока, а затем развела ими. — Что мы тут? Пошли в гостиную.
В гостиной мы уселись на кресла. Я рассказывал ей, как прошёл мой день, и как сбежал из храма в Серхвилкроссе, а она на каждое предложение бурно реагировала и аж кричала от изумления.
— Подожди, а как можно забрать “частичку” души, если душа неделимая? Ты говорил, что она находится вне пространства и времени, и, значит, не имеет размеров.
— А, очень просто, это как продать часть акций. Духи получили, как бы это сказать, долю власти над волей Коуна. Продать душу означает потерять свободу и до конца времен исполнять чью-то волю, отдавая всего себя и всю свою жизненную и духовную энергию, причём, зачастую, даже не имея возможности осознать, что происходит. Вот так боги и порабощают человечество, в последние века особенно преуспели в этом краясианские Бог и Сатана.
— Во-о-от оно как! Вот это да! Подожди, а если душа находится вне пространства и времени, как её можно поместить в хлеб?
— Смертельный удар батона перехватил животворящую связь души с сердцем этого тела, он так устроен, что некоторое время способен сохранять информационное зерно...
— Вы чего разорались, как глашатаи одержимые? — прищуренная, как подвальная, Снолли зашла в гостиную.
— Ты ей рассказал? — спросила у меня Авужлика.
— А, да.
— И что ты по этому поводу думаешь? — Авужлика задала наглый вопрос Снолли.
— Ты про сквозняк смерти? Ну... Дедушку жалко, — ехидно ответила Снолли.
— Ладно, сквозняк смерти в прошлом, — Авужлика хлопнула ладонями по коленям, — у нас тут целый список проблем насущных: Уата-Глоррский дикий бык, куриные интриги, всадник без лошади, таинственная чернота на земле на поле, гнев местного духовенства, лукавые происки Эсфонсшенициллиарда и, чёрт побери, грёбанный Споквейг воскрес и где-то ходит.
— А как вы определили, что то был всадник? — поинтересовался я.
— Наверное, у него были шпоры, — пожала плечами сестра.
В комнату зашли Фродесс, Актелл и Окрал. Окрал — этот тот тип, о котором ничего не известно, никогда не понятно, да и вообще никто — ни Авужлика, ни Снолли, кроме меня, его не помнят. Парень выглядел до необычности обычно, и в то же время не как все.
— Что вы тут, замышляете чего? — со старпёрской интонацией произнёс Фродесс.
Мы промолчали. Он сказал: