Хигналир (СИ)

Снова разрушенная заплесневелая церковь, сырость, запах успешных водорослей. Голова, словно топленая, животворящая, создает геометрические оттенки исступления в мыслях и ощущениях, во всей это кипящей солянке особенно неприятно заваривается чувство отвращения. Я перегружен многочисленными вариантами бессмысленных образов. Напрочь потерян путь к самоосознанию, которое раньше было обыденным. Всё же Казначей был прав: я словно потерялся в ковровом лабиринте, будучи под галлюциногеном. Никогда ещё так не боялся погибнуть, потому что теперь я знал, какое безумие ждет меня на том белом свете. Нужно выбираться из этого города без горожан и уполномоченных структур.

Не обнаружив найденную ранее товарищами книгу, я вышел из прогорклой церкви. На небосводе стоял полумрак, который глядел на меня, улыбался и пассивно сдвигался. В голове играли отголоски бардовских мотивов.

Наконец, я установил источник давящего чувства отвращения — висящий на шее крест с крошечной фигуркой приунывшего Джейса Краяса. Его цели явно не совпадали с нашими. Что я за викинг такой, если даже крошечный крестик осквернить не могу? Сейчас мои погибшие друзья кутят с валькириями в Хельхайме, а мне до конца времен остаётся бояться гнева Божиего, постоянно ощущать неловкость и стыд от того, что за мной с небес круглосуточно наблюдают усопшие предки, излишне пристально и брюзгливо. Опасаться, что прилетит Джейс и снова изобьёт за грешные помыслы, а Господь Бог подпишет приказ о моём расстреле... И только из-за того, что хмельные родители в детстве крестили меня ради потехи!

Запрыгнув в ладью, я сходу присел, но отчаливать не стал. Меня кое-что ласково озадачило: а зачем казначею понадобилась та книга? Что если та книга в руинах церкви, это и был Чтобырь, просто викинги не поняли мудрости его безгрибных изречений, поскольку они духовно не ориентированы и мысленно не инвертированы? В таком случае Горнозём уже переписал его с лада мыслетуманящего сметанного на лад обыкновенный, широкообщественный, и ничего неуловимого, эфирного, там не останется...

Продолжая рассуждения, я сам с собой заигрался в “топорики” и проиграл.

— Поднимайся, раб! Будешь славить Имя Моё, нося камни для Моего нового дворца! — гневно выкрикнул Джейс из-за уха и ударил меня ногой по рёбрам.

Боль от божественного пинка разошлась грубой мочалкой по всему телу, и так и осталась там.

Я решил закончить лежку. С трудом поднявшись, я увидел пустующую райскую стройку, но сразу же понял, что на грядке моего рассудка сейчас взойдут ростки грешных помыслов, которые ещё больше разозлят и без того красноликого, подобно озлобленному помидору, Краяса.

Следующий удар не заставил себя долго ждать. Спустя некоторое время в ход пошёл кусок небесного кирпича, попавший мне в любимую часть головы — меж бровей.

Во сне я услышал угрожающий звон монеты, с переходом на личности которого я проснулся.

Звон не утих. Передо мной стоял Казначей с огромным кошелем под мышкой. Я лежал в своей лодке. Улыбающийся полумрак успел значительно продвинуться ко мне за это время.

— Лабиринт твоего разума так искажен и перемешан, что следование правильному пути теперь требует его частичного разрушения. Однако книга эта уничтожит его полностью. Именно поэтому я пытаюсь уберечь тебя от неё, — говорил Горнозём жульства мне невдомёк.

— Мне не нужны никакие лабиринты в разуме! — в исполненном возражения восклицании отрезал я.

— Я считаю, тебе и разум не нужен.

— Тебе что ли нужен мой разум?

— Нет.

— То есть, ты хочешь сказать, что мне не нужен разум?

— Я так и сказал. Потому что разум без лабиринта — человек без высшей цели.

— Мне не нужна высшая цель! Мне предпочтительнее остросубъективные ценности!

— М, ясно. Что ж, в таком случае я могу продать тебе рукополосную копию книги.

— Оставь рукополос себе: я здесь за косвенным оригиналом!

— Ты всё равно не различаешь такие разницы. Но, хорошо, пусть так.

— Я готов обменять её на свой корабль.

— Это не твой корабль, но я согласен, потому что материальные ценности — моя цель! Итак, говоришь, собрался идти абсолютно вольным путем? Посмотрим, до чего докатишься ты и твоё потомственное колесо! — казначей согласился и небрежно бросил в меня книгой так, что в полете она раскрылась и её уголки угодили мне прямо в оба глаза. Глаза в срочном порядке пришлось закрыть, но я уже предвкушал, как широко раззинется разум. Когда я обратно расшторил взор, казначея в нём уже не находилось.