Посреди плоскогорья растет одно-единственное высоченное дерево, напоминающее гигантский вилок капусты брокколи. Подойдя ближе, я понимаю, что в действительности это и есть брокколи, размерами во много раз превосходящая прочую растительность. Если по-настоящему сосредоточиться, я могу уловить источаемый ею сладковатый запах. Бледно-зеленый ствол переходит в мощные ветви, на концах пушатся соцветия-клубеньки. Насколько я вижу, это – самая высокая точка в окрестностях. Вглядываясь в крону капустного дерева, я вижу, как лучи солнца проникают сквозь листву. Если достаточно долго глядеть на небо, можно заметить, как оно понемногу меняет оттенок, пока солнце вершит свой круговорот. Под деревом пасутся Овцы и блеют, когда им заблагорассудится. Я люблю их. Они напоминают мне об овчинках, на которых я спал ребенком. Они пахли стойлом, назойливо щекотали, давали то простое тепло, которое только может подарить звериная шкура. Овцы меня не боятся и, приподнимая голову, издают смешные звуки, а потом продолжают все так же мирно щипать травку. С другой стороны открывается вид на пейзаж. Склон резко уходит вниз, горный массив рассекают темные прожилки – должно быть, это руда. Только сейчас я действительно понимаю, что стою на вершине. В низине бродят еще какие-то животные. Коровы. Из крон деревьев выпархивают птицы, теряя при каждом взмахе крыльев горы разноцветных Перьев. Еще дальше я обнаруживаю дикое поле, поросшее зерном. Розовые точки – это, возможно, Свиньи.
Я облокачиваюсь спиной на ствол капусты. Овцы пасутся вокруг. Поджимаю ноги как можно ближе, ощупываю ступни: они ороговели. Справа обнаруживаю мясистый Гриб и, поскольку я чувствую голод, я тут же поглощаю его прямо сырым и тем самым пополняю запасы жизненной энергии. Солнце медленно катится к горизонту, пейзаж постепенно окрашивается в теплые красновато-лиловые тона. Овцы, перестав жевать, поднимают головы. Птицы возвращаются в свои устроенные в ветвях брокколи гнезда. Дни здесь, видимо, проходят быстро. Вот уже и стемнело. Над окрестностями раскинулся иссиня-черный покров, стало заметно холоднее, и голод все усиливается. Мне стоило бы есть чаще в течение дня. К наступлению сумерек запас энергии должен быть достаточно высок, нужно иметь вдоволь сил. И жилище, в котором можно переждать ночь, тоже не помешает.
Сначала, как мне кажется, я перестаю слышать блеянье, затем уже не вижу и самих Овец. Я вскакиваю и бегу к обрыву. Все животные испарились. Со стороны долины раздается шорох, затем чье-то тяжелое пыхтение. И вот передо мной вырастает хрипящая мрачная тень с горящими, налитыми кровью глазами. Она накидывается на меня, словно зомби. Оружия у меня нет, приходится обороняться кулаками. Я долблю по черепу, пока тот не раскалывается надвое. Горжусь, что одолел врага голыми руками, несмотря на то что затратил на это большую часть энергии. Меня охватывает слабость. Чудится дрожь. Вокруг не видно ни зги, и только от луны исходит слабый свет. Я ковыляю к капустному дереву. Еще одной битвы мне не пережить. Слыша, как кто-то дышит мне в спину, я собираю последние силы и взбираюсь на развесистые клубеньки. Меня трясет от холода и перенапряжения. Вот и птицы, уснувшие в гнездах. Меня переполняет радость от того, что предстоит открыть в ближайшие недели, но в то же время я настолько устал, что глаза закрываются сами собой. Это моя первая ночевка под открытым небом, в свете звезд, и я засыпаю с чувством полного удовлетворения.
Одиннадцать градусов с тенденцией к понижению.
Еду нам по-прежнему поставляют. В коридоре мать громко болтает по телефону с подругами. Рассказывает, что в квартире напротив сын-подросток вот уже полгода не выходит из комнаты, даже больше. Они дают ей советы, которые та вроде бы собирается передать соседке. Поскольку ей не достает мужества последовать рекомендациям и перерезать пуповину, она может лишь угрожать и умолять: «Уж по крайней мере приложи усилия к тому, чтобы, когда ты оттуда выйдешь, сразить нас наповал своими великими свершениями!» Подруги кивают в ответ. В этом она права.