В этом письме от 29 октября 1968 года Конрад подтверждает получение ее «клеветнической телеграммы» и заявляет, что намерен внести полную ясность в их отношения. Однако прежде он советует ей хорошенько подумать, стоит ли впутывать Франческу в их ссоры. Он не хочет причинить боль Франческе и надеется, что, прежде чем продолжать свои вздорные нападки на него, Жа-Жа подумает о будущем дочери. Он намекает, что никто лучше его не знает, что действительно происходило много лет назад в Нью-Йорке, когда была зачата Франческа, и добавляет: «Я храню доказательства того, о чем говорю». Не уточняя, какие это доказательства, он советует Жа-Жа не вынуждать его пускать их в ход. Он даже рекомендует ей рассказать об этой истории ее личному адвокату Дону Рубину и посоветоваться с ним. В ответ на угрозу Жа-Жа переслать Рубину копию ее телеграммы он предупреждает, что тоже может направить копию этого письма своему адвокату – тому самому, который занимался их разводом. Он заверяет Жа-Жа в готовности своего адвоката в любой момент встретиться с ее поверенным.
Затем Конрад переходит к обвинениям Жа-Жа, выдвинутым против него в ее телеграмме.
В отношении проживания в его отелях – она, видимо, хочет проживать в его отелях совершенно бесплатно, ей мало предоставляемой скидки. Вот уже несколько месяцев она затягивает оплату за пребывание в «Беверли-Хилтон».
Далее он пишет: «Ты говоришь, что за всю жизнь меня по-настоящему любили только три человека. Это ты, Оливия и Ники. Пожалуйста, вычеркни себя из этого списка». И утверждает, что она не права, когда говорит, что это по его вине у Оливии и Ники произошло нервное расстройство.
Но, видимо, больше всего Конрада задело предположение Жа-Жа о выплате им папе миллиона долларов за титул рыцаря Мальтийского ордена. Он отвергает это утверждение как «полную ложь».
Затем он касается предположения Жа-Жа, что она является его законной супругой с точки зрения церкви, особенно после смерти Мэри. Он напоминает, что на самом деле церковь и раньше не признала их брак, не признает его и теперь; что они поженились не в католической церкви, а сочетались гражданским браком в Санта-Фе.
В конце письма Конрад выражает сожаление, что вынужден разговаривать с Жа-Жа в таком жестком тоне, но она не оставила ему выбора. И в последней фразе предостерегает: «Ради Франчески и всей нашей семьи советую тебе в дальнейшем быть осторожнее в своих заявлениях».
Глава 2
Шокирующее признание
Следующие два с половиной года, с 1969 по 1971-й, Конрад Хилтон и все члены семьи каждый по-своему переживал смерть Ники. Они старались заниматься своими делами, скрывая друг от друга горе и избегая говорить об этом. Однако отношения между Конрадом и Жа-Жа не стали лучше. Проводя большую часть времени на съемках в Европе, она продолжала донимать его разговарами по телефону и телеграммами, по своему обыкновению в весьма несдержанном тоне.
В пятницу 13 августа 1971 года Конрад собирался отправиться в Европу с деловой поездкой. Накануне вылета он просматривал расписание деловых встреч вместе с Оливией Уэйкмен, которая жила теперь в красивом и уютном домике для гостей в Каза Энкантадо. В этот момент в кабинет вошел дворецкий Хьюго Менц и сообщил, что приехала Франческа и что ей нужно поговорить с Конрадом. Тот обрадовался, так как и сам хотел с ней попрощаться.
Несмотря на проблемы с Жа-Жа, Конрад старался поддерживать с Франческой, которой было двадцать четыре года, хорошие и добрые отношения. Правда, он не допускал с нею большой близости, но при встречах всегда обращался с нею очень тепло и внимательно.
С возрастом Франческа стала еще меньше походить на свою знаменитую мать. Она не любила экстравагантные наряды и украшения, зато была симпатичной, умной и веселой. Обладая ироническим складом ума, она часто вызывала смех у Конрада, особенно шутками по поводу своей эксцентричной матери. Это было нетрудно – светская львица с сильным венгерским акцентом сама давала Франческе множество поводов для комического обыгрывания ее выходок. А вот жизнь с матерью складывалась у нее гораздо труднее. Тяжело пережив смерть Ники, Жа-Жа собралась с силами и сменила Джулию Харрис в бродвейском шоу «Сорок каратов». Это ее единственное появление на Бродвее увенчалось успехом, но еще больше обострило и без того сложные отношения с Франческой. Даже после снятия с афиши этого шоу она целиком занималась своей карьерой и в том же году представила публике свои духи под названием «Зиг-Заг».
Очевидно, в тот августовский день мать и дочь сильно повздорили – Франческа приехала к Конраду вся в слезах. Войдя в гостиную, она подбежала к отцу и прильнула к его груди.
– Что случилось, дорогая? – встревоженно спросил он.
– Это все из-за мамы! – сквозь слезы пробормотала Франческа.
– А в чем дело?
– Не важно, – сказала Франческа. – Мне очень нужна твоя помощь, папа. Можно мне жить здесь, у тебя?