Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии

Во время слушаний Франческа рассказала про вечер в августе 1971 года, когда у нее произошла ссора с матерью, в результате чего она поехала в Каза Энкантадо за помощью к отцу. Именно в этот вечер она попросила у него деньги и убежище. «Раньше, когда я обращалась к нему за финансовой помощью, – заявила она, – он всегда мне отказывал, но делал это очень спокойно. Просто говорил: «Нет, я не дам тебе денег», или «Это слишком большие деньги», или что-то в этом духе. Он никогда не проявлял раздражения и возмущения, никогда на меня не злился, а просто невозмутимо отказывал мне в просьбе. Но на этот раз он сразу возмутился, заявил, что за мое содержание отвечает мама, и наговорил множество оскорбительных вещей, смысл которых сводился к тому, что он не считает себя моим отцом (или пытался заставить меня думать, что он не считает меня своим отцом).

В о п р о с: Помимо денег, что еще вы у него просили?

О т в е т: Я спросила отца, можно ли мне пожить какое-то время в его резиденции в Бель-Эйр, пока я не подыщу себе другое жилье. И он ответил буквально следующее: «В доме недостаточно места».

В о п р о с: Вы утверждаете, что, когда он сказал, что в доме нет места, это показало вам, что он уже не способен здраво рассуждать, что ему изменяет память?

О т в е т: Ну, я, конечно, не психиатр, но, думаю, вы все видели, какой огромный у него дом, так что это действительно кажется довольно странным заявлением.

В о п р о с: До этого вы когда-нибудь жили у него в этом доме?

О т в е т: Нет. Но я не могу сказать, что только это его утверждение заставило меня думать, что он не совсем в здравом рассудке.

В о п р о с: Что же еще?

О т в е т: Он сказал, что он не уверен в том, что он мой отец. Это было странно. Как он подчеркнул [в письме, которое Конрад вскоре отправил Франческе], между нами впервые произошел столь неприятный разговор. Я предполагаю, что он растерялся, потому что до этого он никогда не видел меня такой расстроенной. Не знаю, может быть, он сказал мне это [относительно его отцовства] потому, что просто не хотел дать мне деньги, чтобы под этим предлогом отказать мне в помощи.

В о п р о с: Разговор был очень эмоциональным с обеих сторон. Это так?

О т в е т: Да.

В о п р о с: Следовательно, мисс Хилтон, в августе 1971 года вы предположили, что у Конрада Хилтона возникла бредовая идея, что вы не являетесь его ребенком?

О т в е т: Да, можно сказать и так. Когда он сказал, что сомневается в том, что он мой отец, я просто не знала, что и думать.

Затем срок наступления у Конрада состояния «слабоумия» был увеличен. «Приблизительно на протяжении десяти лет до кончины моего отца, – заявила Франческа во время одного из слушаний, – у меня были разговоры с матерью, правда, я сейчас не могу назвать их точное время и место, из которых было видно, что моему отцу уже изменяет рассудок».

В о п р о с: Вы можете привести какой-нибудь пример разговора с вашей матерью, во время которого говорилось о состоянии рассудка Конрада Хилтона?

О т в е т: Мама рассказала мне об одном таком случае в 1973 году. Она пришла в офис к отцу и сидела в приемной; Оливия Уэйкмен сообщила отцу о ее приходе, и отец сказал: «Какая такая Жа-Жа?» (Примечание: на самом деле этот инцидент имел место в 1966 году, однако во время показаний люди часто путаются в датах.)

В о п р о с: Он спросил: «Какая такая Жа-Жа?»

О т в е т: Да.

В о п р о с: Следовательно, вы можете вспомнить только один этот разговор?

О т в е т: Да.

Самая большая проблема Франчески заключалась в том, что, судя по ее ответам, она не была подготовлена адвокатами к столь упорным расспросам. Майрон Харпол сказал: «Я просто хочу понять, как она допустила, чтобы факт оспаривания строился на этих предположениях. Я хочу понять, о чем она думала».

Более аргументированные возражения против теории Франчески представил вызванный одним из первых свидетелей Баррон Хилтон. Присягнув, он заявил, что вопрос об отцовстве Франчески на протяжении десятков лет вызывал раздумья и сомнения у его отца и членов его ближайшего окружения, в частности у его секретаря Оливии Уэйкмен. Однако, по настоянию Конрада, этот деликатный вопрос обсуждался только с ним и его братьями. Он заявил, что Конрад всегда убеждал его самого, Ники и Эрика «признавать, принимать и любить Франческу как нашу сестру». Ни разу, сказал Баррон, отец не обсуждал с ним вопрос, является ли она его биологической дочерью. Тем не менее в семье «ходили разговоры о том, что Франческа не является дочерью моего отца. Все понимали, что это действительно так». Он заявил, что, в частности, обсуждал вопрос отцовства Франчески с братом Ники, «а также с моей женой и сестрами моего отца».