Сложный был человек Конрад Хилтон. Многих ставили в тупик его поступки в отношении сыновей и компании. Он действительно хотел, чтобы компания оставалась в семье и продолжала процветать, однако не дал сыновьям реальный и полный контроль над ее деятельностью. Большинство наблюдателей не знали, как Баррон и Эрик отнеслись к такому решение, поскольку ни один из них публично не обсуждал завещание отца. Будучи таким же опекуном состояния, как и Джеймс Бейтс, Баррон знал обо всех пунктах завещания по крайней мере за год до смерти отца, но не пытался убедить его внести в него изменения, во всяком случае, так он показал позднее под присягой. Можно предположить, что он заранее рассказал о них Эрику, чтобы тот не питал слишком больших надежд на наследство. Однако ни тот ни другой не имели с Франческой достаточно близких отношений, чтобы предупредить ее. Поэтому хотя Франческа прекрасно знала о прижимистом характере отца, она была неприятно поражена столь маленькой суммой своего наследства. К удивлению примешивались разочарование и обида. Получалось, что человек, которого она всю жизнь считала папой, даже после смерти выразил ей пренебрежение.
Франческе было уже тридцать лет. Свой волевой и решительный характер она в равной степени могла унаследовать как от отца, так и от матери. Всю жизнь она безуспешно пыталась завоевать признание Конрада Хилтона и остальных членов семьи. Теперь она поняла, что ей не остается ничего другого, как оспорить завещание, о чем после его оглашения ее мать заявила одному из юристов Хилтона, своему хорошему другу Грегсону Баутцеру.
– Ну, теперь вы видите? – спросила Жа-Жа Баутцера на встрече, во время которой обсуждались последние события. Она в бешенстве швырнула на стол толстую папку с завещанием Конрада. – А все вокруг только и говорили: «Ох уж эта Жа-Жа! Это настоящая охотница за деньгами!» Выходит, я знала его лучше, чем остальные, не так ли?
– Успокойтесь, пожалуйста. – Как юрист Конрада и давний друг Жа-Жа Баутцер в очередной раз оказался в затруднении. Он напомнил ей, что в это трудное время Франческе нужна ее помощь. – Вы всегда были стойкой, сейчас не время терять голову.
– Но моя дочь не заслуживает подобного пренебрежения! – стараясь овладеть собой, заявила Жа-Жа. Она допускала, что между нею и Конрадом действительно были проблемные отношения, но «Франческа в этом не виновата». – Вы всегда были на нашей стороне, Грег, и понимаете, что это несправедливо.
– Вы вырастили дочь сильной и умной, она сумеет пережить это тяжелое разочарование. В конце концов, Жа-Жа, это всего лишь деньги.
– О, только не надо этого покровительственного тона! Это не годится ни вам, ни мне. Кроме того, мы живем в реальном мире, а не в стране сказок. – Она подчеркнула, что деньги дают власть, особенно женщине. Деньги всегда означают независимость. – В жизни важны именно деньги, и только те, у кого они есть, так не думают. – Когда Грегсон заметил, что Конрад все-таки упомянул Франческу в завещании, она возразила, что он оставил ей всего на 25 тысяч больше, чем Оливии Уэйкмен. – Неужели это справедливо? Передайте Хилтонам, что мы будем бороться. Если они хотят семейной тяжбы, они ее получат! И Фрэнси это сделает, можете мне поверить! – на прощание заявила она.
При всей решимости Франчески, ей нелегко было противостоять империи Конрада Хилтона, в распоряжении которой были неограниченные средства и знаменитые юристы. У Франчески ничего подобного не было. Борьба за получение справедливой, по ее мнению, части наследства размером хотя бы в 50 миллионов долларов, или, как сказал ее адвокат Роберт Уолкер, «на что она имела право как дочь», – обещала дорого ей обойтись. Ответчиками в этом процессе должны были стать все остальные бенефициары: ее братья Баррон и Эрик, а значит, их дети и дети Ники; все внуки Конрада; его сестры, племянники и племянницы; близкие помощники вроде Оливии Уэйкмен и Хьюго Менца; десятки монахинь и монахов, а также других служащих, участвующих в благотворительной деятельностью. Это означало, что все эти люди по закону будут ознакомлены со всеми документами, касающимися заявления Франчески, в том числе с прежними завещаниями и дополнениями Конрада Хилтона, в большинстве которых он не признавал ее своей дочерью.
Франческа не знала, что во всех завещаниях, которые Конрад написал с 1947 по 1955 год, он ясно указывал, что она не получит от него ни цента. Он уклончиво назвал ее «дочерью, родившейся у Жа-Жа Габор». Но в 1955-м, когда Франческе было восемь лет, Конрад, видимо, стал теплее к ней относиться, так как в завещании от 3 июня этого года он признал ее своей дочерью и завещал ей трастовый фонд в размере 50 тысяч долларов. В последующих завещаниях Конрад подтверждал, что Франческа получит именно эту сумму. В октябре 1960-го он увеличил ее до 100 тысяч, исключил трастовый фонд и внес условие, что наследство должно быть выдано ей по первому требованию. Однако Жа-Жа Габор и Франческа Хилтон не подозревали обо всех этих решениях вплоть до момента, когда они были оглашены на судебном процессе.