Химера, дитя Феникса (СИ)

— Сотни лет тут была большая воронка от Гриба зла, люд, что шёл напрямик, через короткое время начинал хворать и долго и мучительно умирал, кости становились мягкими, гнулись колесом ноги, кожа и волосы каждый день выпадали, как листва в осеннюю пору. Называли его Мёртвая дыра. А вот годков девять назад был шторм, деревья валило, как траву, человека сбивало с ног, а когда всё утихло, пробились ручьи. Каждый год море прибавляло в размере, пока не достигла кромки старой Мёртвой дыры. Пить воду нельзя, мыться нельзя, даже из родников воду брать нельзя. Те, кто пил, теряли зубы и волосы через год и засыхали, как древо без корней. Обоз ли, пеший или с вьючным, стараются пройти его поскорее, дабы не потравиться. А мне тут спокойно, зверья нет, люда лихого нет. Столь грозный сосед пугает всех своей тайной, — тихим голосом произнёс Михей. — Но уснуть тут не могу, по ночам, во сне, являются мёртвые тени, что тянут к тебе свои холодные пальцы и зовут на помощь. Дети, взрослые, старики, домашний скот и живность. На самой кромке берега в воде порой ловим своих попутчиков или возничих, что спешат помочь призракам во сне, с закрытыми глазами. А после побудки плачут, как дети неразумные, даже объясниться не могут. После тех случаев многие бывалые ногу привязывают к бревнышку, али к колесу телеги, чтоб не сигануть в море. Но с тобой рядом Я не чувствую зла, потому прошу Септов сегодня быть моими гостями. Передай приглашение и, как совет, лежачих Следопытов и Марука, если тот не придет, свяжите.

— Благодарю за приглашение и совет, передам Старшим, — ответив Купцу, Я развернулся по направлению к кострищу Септов. Подойдя ближе, застал интересную картину. На земле постелена маленькая циновка, на ней расположились ведунья, и Олег ковырял трофейным ножом продолговатый фрукт, что по форме напоминал огурчиху, но не зелёного, а жёлтого цвета. Марук выглядел лучше, чем при прибытии к обозу после боя. Он бойко общался с Купцом и Ведуньей, и Я её смог рассмотреть. Раскосые глаза, как слива. Ровное лицо с маленьким носом и такими же губами. Над бровями знаки, нанесённые иглой и краской. На ланитах выжжены шрамы, в форме круга, пересеченного справа налево полосой. Толстая коса, что как змея, кольцом лежала на макушке. Одежда была широкой для неё, что смотрелось забавно, широкие штаны, в которых поместились бы трое, такой же кафтан с меховым воротом.

Увидев меня, найденыши поднялись и искренне поклонились. Вязь хмыкнул, а Олег заулыбался.

Прижав руку к сердцу, купец быстро затараторил, постоянно кланяюсь, чем сильно меня смутил.

— Он говорит, что благодарит тебя за спасение, что твоя чуйка помогла одолеть чудовище и им не сгинуть. Теперь они твои должники.

— Купец Михей приглашает разделить трапезу и вечер в его ставке.

— Так-то мы не против, куда гостей девать? Хотя, без толмача им туго будет. Марук, пойдёшь?

— Схожу, мне сейчас нужно много есть, чтобы ранка затянулась. И купцов возьмём, пусть расторгуются.

— Зови иноземцев и тронулись.

В ставке Михея было людно, и наше присутствие их потеснило. Помимо охраны и самого купца, за столом восседали Старший возничий, обозный счетовод, помощники на торг и приглашённые купцы. Двадцать один человек, включая нас. Ели, пили, ругались и горячо торговались. Советовались по товару и хвастались обновками. Было шумно. Наше появление не прошло бесследно, народ перестал гомонить, а с ожиданием и интересом взирали на чужеземцев и меня. Септориев знали ранее или были наслышаны, а мы втроём были эдакими диковинками.

— Здравы будьте, Септы и гости. Низкий поклон вам за щит и надёгу, что оберегали нам путь и будут хранить наш торг. Прошу к столу, преломите со мной хлеб, рассыпьте со мной крохи и пролейте вина, в честь Матери Земли, — разошёлся разгорячённый хмелем купец.

— Благодарю за зов, за стол и хлеб. За тёплые слова и уют вдали от дома. Пусть ВАШИ склады будут полны, как и кошель в твёрдой руке. Да минует Вас огонь и потрава, гниль и болезни. Стаду — полей с зелёной травой, обозу лёгкой дороги, — разлился Олег. Все важно закивали, принимая слова, а тем временем золотые нити путались, заворачивая в кокон люд, делая их более сговорчивыми и податливыми. Лишь Септы, два купца, Дева и один из мужей, были неподатливыми. Последний, так и горел ненавистью, скрытой за маской безразличия. Иноземцы держались рядом с Маруком, время от времени тыкали в то, что их интересовало, и получали пояснения.

Я толкнул Вязя и спросил за человека, что меня беспокоил. Вязь меня удивил дважды. Первое, что умеет говорить шёпотом; второе, что тот человек есть Старший по обозу. Видя моё недоумение, громко расхохотался и произнёс:

— Он для охраны свою ватажку сватал, люд хоть и боевой, но лихой и жадный. Видать, прибыль свою жалеет, нас ненавидя. Оттого скрипит зубами, но не переживай сильно, его пакости и скрежет нам до торжища терпеть. Обратный путь мы ещё не обговорили, потому можем и меру поднять и немного обозника охолонуть.

— Он зло задумал, предупреди Олега, — поделился своими тревогами с септом.

— Услышал, — коротко ответил.