Химера, дитя Феникса (СИ)

— Как Я понимаю, тебя твои ватажники побили?

— Хех, верно разумеешь, то Обозник людей на мятеж подбил за то, что Я тебя на потеху не отдал. Ежели не люди Князя, то пустили бы нас с тобой на ремни, а так, глядишь, выживу. Всё в руках Перуна.

Ещё один язычник. Пора и честь знать, и проведать Адель.

В трюме половина дружинников дремала, вторая чистила снаряжение. Сабли точили, ножны смазывали, ножи ладили от зазубрин, а короткие луки подклеивали смолой.

— До ветра ходил? Али укачало с непривычки?

— Правду нашёл, только не особенно ей порадовался. Сиречь, горькая получилась.

— Это да, Ваши редки в наших краях, потому как без Септов их наказано бить смертным боем. Только Вас одни берендеи привечают и могут схоронить, схожи вы угрюмостью своей да лгать не можете.

— Говорят, они просты и любопытны, как дети. Но скованы многими правилами и аскезами?

— Есть такое за ними — облапошить любой сможет, последнюю воду отдадут за просто так, но стоит нарушить их Закон, сразу понимаешь, почему их так кличут.

— Как так? — изумился Я.

— Беры! Медведь то бишь по-вашему. Двое таких в неистовстве своём могут строй Щитов разбить. Неспроста у них совершеннолетие приходится тогда, когда они голыми руками зверя дикого заломают. Отдохни, скоро на переволоках много сил потребуется от каждого.

По палубе громко затопали, раздался смех, а за ним и голос знакомого мне Стеньки Разина. Слов слышно не было, но весёлость Я почуял и так.

Прижав дрожащую Адель, Я провалился в тревожную дрёму. Вечерело и становилось пасмурно. Налетел северный Борей, и Ладью стало кренить по ветру, косой парус тянул в сторону правого бережочка, лишь тяжёлый киль прямил по курсу. Лодку качало от порывов, и даже большая усадка не давала устойчивости судну. Судно скрипело, завывал ветер, ища щели в корабельных досках. Время от времени раздавались свистки и окрики мореманов Ладьи.

— Просыпайтесь! Впереди пороги, не пройдём гружёными. Справа сходни есть, берите тюки и таскайте на бережок. Сенька за глубиной смотрит, скажет, когда хватит.

Растолкав Адель, Я вручил ей лёгкий туесок, сам взял по силам тюк, перемотанный бечёвкой. Выйдя на палубу, изумился изменениям. Ровный ранее берег сменился острыми скалами и большими валунами. Вся Ватага споро тоскала груз, несмотря на положение и чины. Васька Кривой, упираясь на клюку, пёр мешок, обливаясь болезненным потом. Часто делал остановки, но его никто не жалел и не помогал. Была заметна суета и нервозность, народ частенько поглядывал на скалы. Выгрузив первый тюк, Я поторопился за следующим, проходя мимо Васьки, спросил: — Чего народ нервничает и кого ждёт со стороны скал?

— Вот Я дурень! У нас целый Светоч в команде, а мы страха терпим. Роман Игоревич, прошу освободить Босика от разгрузки, пусть за скалами смотрит.

— Верно, не возражаю, команду предупрежу, чтобы не серчали.

— Кого ищем-то? Чего выглядываем?

— Туточки козломордые шалят частенько. Скалы близко, а порой и нависают. Так вот эти страхолюдины камни вниз кидать принялись. А по горам их не догонишь, ловко скачут. Схоронишь кого подбитого, тризну нет возможности сделать — ни топляка, ни деревца. На Ладью загрузишься, глядь, а они могилу раскапывают и на твоих же глазах тело рвут и поедают. Стрелы против них пустили, двоих подбили, так эти нелюди и своих харчить начали. В общем, людоеды это. В скалы сами боимся идтить, сорваться можно. Теперича начали своих упокоенных забирать. Но то на дух очень тяжко, народ угрюмый и жестокий становится.