Химерион (СИ)

Темп музыки нарастал, делаясь громче. Слова нелюдима исчезали в этой дикой какофонии некогда приятных мелодий. Пир превращался в безобразную попойку, в которой не разобрать лиц. Маскарад ужасных фантомов влезших в разлагавшуюся плоть трупов, надоедливая мошкара, смрад и сырость. Кровоточит лоза, отяжелевшая от спелости черных сгустков крови, ты поедаешь, ее плоды пачкаешь руки, теряешь рассудок, обращая взгляд в окружающее зло из мрака и пепла. Змеи предостерегают шипением, там закипает свальная оргия. Шествует по лесу увалень с горящим лицом, рядом семенит его, то ли свита или голодная свора, не речь слышна, а резкая брань площадей, ночь скверна на поверку вышла. Шагают истуканы, желчные трупы всяк сброд из болот, от которых несет гнилью и могилами. Полны они чумы и веселья все так же голодны и не прочь набить брюхо пустое, рыщут волчьими глазами по кустам и кочкам воют, стонут, смехом скрипучим округу наполняют, ужас сеют и пьяны не в меру, глаза их водянистые запавшие, пылают не любовью, а местью. Среди этого лиха из чащи значусь и я, пьян и в неведении, где какая сторона.

Мы так и остались пьяны. Ближе к утру поняли, что пора расходиться. Нелюдим разлил остатки вина, объявил тишину, отменил шелест листвы, разогнал пинками разгулявшуюся свиту, прежний свой облик обрел. Молчали, засучив рукава, в ступоре наблюдая смерть последних костров. Если хочешь, оставайся - после сказал он. Выберешь луну и озеро. Любовь вспомнишь, и счастье найдешь, разве не сказка. Он помедлил с другими словами. Лучше иди дальше, вот тебе мой совет дельный. Ступай, пока не рассвело, иди тропою на север, там выйдешь на дорогу широкую, а дальше как знать. Нелюдим поднял руку в знак прощания и исчез в стремительно надвигающемся тумане.

Откуда б ни вышел и куда б ни пришел, там, всегда сыщутся хмурые мужички на привале, да баба стряпуха с лицом подпорченным оспой. Чтобы ты не сказал и как бы ни заговорил, даже издалека, они на стороже, все знают, напрочь лишены доброжелательности, меж тем угостят снедью как собаку дворовую. Дети малые не ухоженные с взглядом живодеров, размазывая сопли под носом могут швырнуть камнем в тебя не получив нагоняя от родителя. Чем промышлял в чаще глухой человек прохожий? - спросил старший этой компании. Свирепого вида и уставился налитыми кровью глазами на меня. Заблудился я мил человек. Кажись дорога тут одна, а кругом места глухие, дремучие, да и тропы все зверем лесным топтаные. Как же так вышло, что заплутал? - страшные глаза, не мигая, уставились на меня. Выпил я лишку, а далее как повелось. Повстречал ли кого в чащобе лесной? - недослушав, спросил он. Все зверь дикий, а люда живого не видал. Это хорошо - он оскалился, показав полон рот желтых клыков. Камень просвистел у моего уха, другой угодил в затылок, все померкло в глазах. Я тихо опустился на землю, слыша далекие радостные детские вопли.

Голова раскалывалась на части. Я приоткрыл глаза, руки затекли и онемели от впившихся тугих веревок. Хмурые мужички все так же сидели у костра, молча прокручивая на вертеле куски мяса. Неужто людоеды, мелькнула ужасная догадка. Оклемался чужестранец, чего притих? Мы люди мирные, не чета разбойному племени - они дружно рассмеялись. А чего же связали, коль люди мирные? - спросил я. Так знамо почему, чтоб не убег ты ветром быстрым, тогда нам печаль кручина. Главарь подозвал женщину и что-то нашептал ей на ухо, та безобразно оскалилась своим беззубым ртом, часто закивав в ответ, а после, прихрамывая, быстро исчезла с детворой в кустистых зарослях. Мы вот тут подумали, посовещались и решили оставить тебя при себе, только вот на обед или ужин еще не определились. Мужики принялись за еду, клыки впивались в сочащееся кровью мясо неизвестного бедолаги, ставшего волею судьбы обедом этих ужасных людоедов. Картина подобного мерзкого пиршества напрочь лишила меня слов. Я не мог отделаться от мысли, что в скором недалеком будущем вот так же стану их обедом или того хуже ужином.