– А-а, на форумах и в соцсетях с одного аккаунта сидят разные сотрудники. Это всё под контролем Луки. «Верум» отслеживает активность в интернете. Если видят, что кто-то слишком близко оказывается к раскрытию тайны или проявляет излишнюю агрессию, берут его на карандаш. За этим Бокманом внимательно следили уже пару лет, чтобы быть уверенными, что он не навредит Софии.
– Хреново следили, – заметил Давид.
– Он перешёл под управление Карины, так как она заявила, мол, мужик может быть полезен Ордену. Уж не знаю, чего там Лука уши развесил, но она сама объектом занялась. Начала внедрять в «Верум», познакомила с Адрианом. Вроде как – с наставником… Ну-ну. Два психа в одной связке, прям команда мечты.
Давид упёрся локтями в идеально чистый стол, боковым зрением отмечая, что эта нахальная уборщица, продолжив работу, принялась менять местами вещи на полках. Его это больше не волновало.
Он посмотрел на трудящихся за стеклом коллег. На Софию. Она нацепила круглые очки – фальшивки, зрение у неё было – дай Бог каждому – и белый халат. Можно было подумать, что ничего не изменилось. Но в следующее мгновение София подняла взгляд и, заметив, что он смотрит на неё, робко улыбнулась. Не получив ответа, кроме колючего взгляда, вопросительно подняла бровь, будто спрашивая: «Что-то не так?» Очнувшись от раздумий, Давид добродушно усмехнулся. Этого было достаточно, чтобы она чуть расслабилась и взялась за свои дела. Казалось, это была всё та же Михельсон, но что-то было по-новому. Она светилась изнутри.
Глядя на её пылающие смущением щёки, на довольную улыбку на розовых губах, Давид мог думать только об одном.
Он посвятит этому свою жизнь.
Эпилог
Холл Славы наполняло золото вечернего солнца. Длинные пятна света чередовались на полу с глубокими тенями. Расправив плечи и подняв подбородок, Давид шёл вперёд, размышляя о предстоящем собрании.
Хлопнула дверь позади. Он обернулся: в зал влетел зверёныш. Полульвёнок-полупума, он пронёсся через Холл, а поравнявшись с Давидом, перекувырнулся через голову, распластался на камнях и трансформировался в девочку. На ребёнке был эластичный костюм, вроде тех, что носят некоторые спортсмены-пауэрлифтеры. Благодаря особому крою одежда не пострадала при изменении облика: полезный подарок от деда-дизайнера. Разумеется, костюм имел леопардовые пятна, только не коричневые, а ярко-розовые.
– Па-а-ап, я хочу с тобой, – проныла девочка.
– А тебя что, взяли в Орден? – Давид удивлённо поднял брови, прекрасно зная ответ: шестилеток не брали в «Верум».
Она скуксилась. Давид хмыкнул:
– Если нет, то, увы, это невозможно. Собрания только для членов Ордена.
– Но ты же там самый главный! Ты что, не можешь просто взять меня с собой?
Давид хмыкнул:
– Доминус в первую очередь не должен нарушать правила. Я для всех пример. Если начну делать то, что не положено, все остальные станут повторять за мной. Но знаешь что, Вера, – он чуть снизил голос, будто делясь секретом, – я расскажу тебе, если там будет что-то интересное.
Это не утешило её.
Вера перевела взгляд за спину Давида и чуть нахмурилась:
– Макс говорит, что это его папа, – Вера указала на мраморный бюст создания с телом человека и головой быка. – Он же врёт?
Давид подошёл к скульптуре, вглядываясь в застывшие белые глаза.
– Нет, он не врёт. Здесь, в Холле Славы, мы восхваляем тех, кто сделал что-то важное для Ордена. Мино, отец Макса, выполняя свой долг перед «Верумом», погиб от рук одного нехорошего человека. Макс тогда ещё не родился.
Вера фыркнула, и Давид перевёл на неё вопросительный взгляд.
– Ненавижу Макса, – заявила она, сжав кулачки.
Давид кивнул:
– Это нормально, ваши анималистические формы принадлежат к разным видам, на химическом уровне вы можете испытывать антипатию.
– Что?
– Ты – лев, он – телец. Подсознательно вы знаете, что у вас не может быть потомства.
Вера поджала губы:
– Как ты непонятно объясняешь! Но я и сама знаю, что он вредина и думает, что ему всё можно. Ты знаешь, что он трогал картину в твоём кабинете?
– В самом деле? – Давид поднял брови, тут же подумав о том, что давно пора запирать рабочий кабинет на ключ.
– Да, – горячо отозвалась Вера, глубоко возмущённая поведением приятеля. – Когда они были в гостях в прошлый раз, он залез на стул и тёр нос этому…
Она прижала ладонь к груди в жесте «Верума» и вытянула лицо, явно изображая портрет Бодена кисти Эль Греко.
– Я ему сказала, что нельзя трогать, потому что эта картина – первая в мире, но он не послушал.
Давид усмехнулся и объяснил, что полотно стало первым в коллекции самого Жана Бодена – дорогой подарок от богатого члена Ордена. И благодаря тому портрету жест стал символичным. Важная картина, трогать которую, разумеется, нельзя, но всё же не «первая в мире».