Химеры среди нас

– Я сам решаю, что и когда делать, – выдал наконец он.

Потрясающе. Чувствуется продуманная линия поведения, понимание целей разговора, умение грамотно влиять на собеседника.

София закатила глаза и ответила:

– Я не против. Решай сам. Если тебя тут прикончат, это будет твой осознанный выбор. Но мне было бы как-то спокойнее знать, что ты не стал прыгать в жерло вулкана, а наоборот, отошёл подальше. Так, чтобы лавой не зацепило.

– Какая образность языка! – выплюнул Давид, теперь приблизившись к Софии вплотную. – А у меня к тебе вопрос. Если я, как ты утверждала, привлекаю тебя, почему не пыталась сделать красивое лицо, сиськи побольше?

Она этого определённо не ожидала. Как, впрочем, и он сам. На её неопределённое «э-э-э» Давид пояснил:

– Для Леопарди постаралась, сделала симпатичную мордашку. Хотя зачем? Он же твой «папочка». Должен любить тебя любую, – он чувствовал, что голос звучал зло, но потерял способность контролировать себя ещё на первой минуте разговора. – А для меня носила какую-то неприметную мордашку. Хотела соблазнить, примерила бы что-нибудь поинтереснее.

Она стала дышать чаще, очевидно, задетая его словами.

– Если бы я захотела соблазнить тебя, так бы и поступила, не сомневайся, – тон её был сердитым, грудь высоко и часто поднималась, выдавая волнение. – Вообще-то, я сделала это, – напомнила она. – И повторила бы без проблем.

Когда она замолчала, Давид не выдержал и спросил:

– И что же тебя остановило, Мата Хари?

– То, что ты придурок! – выплюнула София.

Она схватилась за рубашку и то ли притянула его к себе, то ли сама прижалась, Давид не смог осознать, кто именно подался другому навстречу.

– Ты правда думаешь, это так сложно? – спросила она, глядя ему в глаза, и шевельнула бедрами.

«Нет, это несложно», – готов был признать Давид. Он всё ещё сердился, но…

– Мы могли бы, – то ли страстно, то ли яростно заявила она, – заняться любовью прямо сейчас.

Почему бы и нет?

Кажется, была какая-то причина…

– Но тебе нужно уехать, – жёстко завершила София, оттолкнувшись от его груди и бросив напоследок колючий взгляд.

Она развернулась и вышла, оставив Давида чувствовать себя круглым дураком. Он толкнул кресло, отчего то стукнулось ножками по полу.

У него всё ещё были наличные и мобильник, полученные от Леопарди. Схватив пиджак, сердитым шагом он прошёл к выходу из дома. Давид отдавал себе отчёт, что сейчас через камеры наблюдения охрана, а может, и сам хозяин дома следит за его перемещениями. Но разве не этого они хотели – избавиться от него?

Хотели? Получите.

Он сам разберётся со своими проблемами. Если они у него вообще были. Завтра в полдень он отправится в Лавирин, выяснит, кто и зачем затеял эту игру. А там, глядишь, вернётся в «Нейм», к своей обычной жизни. Продолжит руководить лабораторией как ни в чём не бывало. София сама пускай разбирается. У неё теперь есть влиятельный папаша, с ним не пропадёшь.

Давид дошёл до конца улицы, оставив позади не только дом Леопарди, но ещё два шикарных особняка, и оказался на шоссе. Там он тормознул машину – остановилась только пятая – и попросил водителя подбросить до центра города.

В дороге отыскал недорогой отель – в таком шансы зарегистрироваться без паспорта были выше, – и, покинув салон попутки, остановился посреди широкого тротуара. Сумрак поглощал город, уже зажгли фонари. Многочисленные туристы огибали Давида, как река обтекает камень. На другой стороне улицы мягким жёлтым светом горела вывеска забронированного отеля «Гест». С террас кафе доносилась музыка. Насыщенно-синие облака клубились на небе, будто кто-то капнул в воду тёмной акварели. До Давида доносилась смесь разных запахов: варёной кукурузы, жареных креветок, духов проходящих мимо женщин.

На душе было паршиво.

Глава 13. Лавирин

Давид не мог выкинуть из головы образ коридора. Он шёл по нему от столовой в сторону лестницы, чтобы подняться на этаж выше и пройти в свою комнату. Это был дом Леопарди. Коридор в нём продумали и украсили в соответствии со вкусом хозяина: пятнистые вазы с огромными композициями из сухоцветов, два одинаковых комода в колониальном стиле – очень похожие были в особняке в Индии, в котором восьмилетний Давид провёл с родителями целое лето, – картины в массивных золотых рамах.

Он открыл глаза и сел на кровати. В номере мотеля было душно, но если открыть окно, в комнату ворвутся все звуки и запахи бурлящей туристической улочки Аннебурга. Впрочем, теперь, когда Давид проснулся, можно было и проветрить. Не без труда справившись с оконной рамой, он позволил прохладному воздуху весенней ночи наполнить лёгкие.

Почему ему снился этот коридор? Что не давало покоя? Давид сосредоточился на воспоминаниях. После ужина он оставил Софию и Леопарди и пошёл к себе. Ступал неторопливо, чтобы выглядеть уверенно, пускай и ощущал себя совершенно иначе. Шёл, разглядывая полотна. Всё это определённо были оригиналы, не репродукции. Одна картина отличалась внушительным размером.