Наблюдавшееся нами отклонение стрелок компасов сильно заинтересовало инженера-физика Евгения Каштанова. По его расчетам получалось, что гроза, начавшаяся вскоре после наблюдения АЯ, не могла произвести такого эффекта. Источник помех искусственного характера — некая катушка с малым числом витков, по которой протекал ток большой силы, — вот что могло вызвать отклонение стрелок. Причем источник этот должен был находиться приблизительно в точке (или в направлении точки), где мы через день наблюдали… "шар с ушами"! А ведь Каштанов к моменту своего заключения еще не получил от меня данных о местности и расположении на ней объектов нашей работы и мест наблюдения АЯ!
Был реконструирован и внешний вид самого "шара". Я предположил, что в первый момент наблюдения он был повернут к нам "затылком": видны при этом были лишь "уши". Затем "шар" совершил поворот по часовой стрелке на 90 градусов, и стал виден ранее скрытый от нас "нос", но стоящее ребром "ухо" уже не просматривалось. Впрочем, я не исключал, что "шар" мог как-то трансформироваться. Полученная реконструкция не напоминала нам ничего из известного. Чуть погодя я сделал макет объекта в натуральную величину.
Что касается "корабля", то его размеры впечатляли. Используя сделанный мною сразу же по приезде из экспедиции рисунок, я по угловым размерам и расстоянию до объекта вычислил его величину. Определялись два размера: минимальный и максимальный. Кстати, через год, 30 октября 1990 года, подготавливая доклад для собрания-конференции Ярославского отделения ВАГО о работе нашей Группы в зоне, я, чтобы не шокировать людей, привел именно минимальные оценки. Средние же размеры объекта были такие: высота — 2 метра, длина — 2,6 метра. Позднее по моей просьбе Гусев тоже оценил угловые размеры "корабля"; у него они получились еще более впечатляющими.
Привезенные образцы шлака мы попытались пристроить в лабораторию. Фрагменты сопел были скрупулезно обмерены и сравнены с описаниями таковых в специальной литературе. На основании этого был сделан вывод: да, это действительно сопла, причем поздние, большого диаметра, от довольно крупных домниц.
По составленным планам осарков, несмотря на их невысокую точность, уже можно было работать. Главными результатами были следующие: мы имели точное представление о месте работ; мы наблюдали проявление магнитной аномалии, причем в указанное заранее время; Гусев не преследовал каких-либо иных целей, кроме им объявленных; основной массе данных Гусева можно доверять до такой степени, что большую часть их следовало считать достойными проверки.
Все это подхлестнуло наш энтузиазм. Организовать вторую экспедицию в урочище до конца июня мы не успевали, а в июле избушка оказывалась занятой косарями, поэтому посещение урочища решили отложить до августа, но в июле можно было провести опрос жителей ближней деревни. Это и стало основной целью экспедиции № 2. Проведение фольклорных изысканий в той мере, в какой оно представлялось для нас на данный момент допустимым и возможным, не требовало много людей и времени. 7 июля я выехал для работы.
Сколько я ни щелкал выключателем, света не было. Свечи захватить, конечно, не догадался. Ноги гудели от дневной беготни, в животе бурчало. Ощупью найдя банку консервов, я вспорол ее ножом и, отломив хлеба, принялся за еду. Небольшая пачка затасканных листов — плод дневных деяний — лежала на столе. Так, что же удалось узнать? Чиркнув спичкой, я всмотрелся в каракули.
Кавина Марья Ивановна: светящиеся шарики в 20-е годы на горе, где в 1900 году спустился "пароход в огне". Хорошо. Еще Кавина… Еще Марья… Все это люди из других, далеких деревень, здесь живут давно, но не с рождения, сказать ничего не могут. Но вот дали адреса знающих… Пролет "НЛО" слишком похоже на запуск ракеты. Разберемся. Вот еще: беспричинный страх при пребывании на осарках. Ладно… Яму 1900 года обещали показать. Вот адрес женщины: живет рядом, многое может рассказать, но в очень тяжелом состоянии, говорят, при смерти. Беспокоить ее я не стал. Очень многие из знавших о "метеорите" скончались. "Вам бы чуть пораньше", — говорили люди. Кто ж знал. Я жую консервы, и за стеклом темного окна кто-то большой тоже жует. Что за черт! Вглядываюсь, и из темноты на меня смотрит большая длинная морда с черными глазами. Лошадь. Да-а, с материалом негусто. Что скажешь, лошадь? Верно: спать пора.
Я забираюсь в холодные простыни. Глаза слипаются. Бочек на озере тоже нет, но дали адрес… Надо узнать. А вообще нормально приняли… Еще вот говорили, была здесь большая экспедиция. Что они искали?. Завтра нужно сходить в библиотеку и лабораторию и обратиться. К кому же обратиться? Записывал ведь… Лошадь жует… Э-э-э, да ты мои записи жуешь… А ну отдай!.. Я тянусь к морде лошади из глубины кратера, но срываюсь — и проваливаюсь во тьму.
— Так вот вы как живете?.. — говорил мне Гусев, присаживаясь к столу. (В Ярославле мы с ним снова называли друг друга на "Вы".) — Я ведь вот еще что о чудесах припомнил… — Он вытащил листок с записями.