В библии есть легенда о семи тощих коровах, которые проглотили семь тучных коров и остались такими же тощими, какими и были.
То, что происходит в магической коробке противогаза, немного напоминает эту библейскую легенду.
Один кубический дециметр (один литр) активированного угля может поглотить восемьдесят и даже больше литров хлора или фосгена. И при этом уголь нисколько не изменяется, он остается точно таким же, каким и был. Если его потом подогреть, то весь газ выделится обратно, и уголь опять будет готов к действию.
Как же могут такие огромные количества газов умещаться в плотном, твердом, сплошном веществе угля?
В том-то и дело, что древесный уголь вовсе не плотное и не сплошное вещество.
Каждое зерно активированного угля — это объемистая кладовая, лабиринт микроскопических каналов, пор, пещер. Уголь весь изрезан и пронизан пустотами, которые получаются при выжиге угля из дерева и при активирований его. В этих-то мельчайших канальцах и застревают частицы любого газа, когда он проходит через толщу угля.
Но в таком случае и воздух должен застревать в порах угля. Чем же дышит боец в противогазе?
К счастью, из общего правила есть исключение: некоторые газы все же беспрепятственно проходят через уголь, и к этим газам принадлежит кислород, который нужен нам для дыхания.
Частицы воздуха очень малы, и двигаются они очень быстро. Вот почему они проскакивают сквозь противогаз, не успевая «прилипнуть» к губчатой поверхности угля. А у хлора, фосгена и огромного большинства других газов молекулы крупные и более медлительные, вот почему они задерживаются в микроскопических извилистых ловушках противогаза.
Значит, «всеобщий поглотитель» не совсем всеобщий. Он задерживает как раз то, что вредно, а то, что нам нужно, он свободно пропускает.
После изобретения угольного противогаза химическая война не прекратилась. Борьба газа с противогазом стала еще более изощренной и изворотливой.
К тому времени газы выпускались уже не только из баллонов, заранее установленных впереди окопов. Появились химические снаряды, начиненные отравляющими веществами, и газовые мины. Ими можно было обстрелять противника в любой момент, в любую погоду, не дожидаясь «попутного» ветра для продвижения газового облака. Газы, вырывавшиеся из снарядов и мин, заставали неприятеля врасплох, и часто он не успевал надеть противогаз, пораженный густейшим клубом яда.
Потом, чтобы «пробить» противогаз, стали применять ядовитые дымы. Это были тончайшие дымы, из крохотных пылинок чихательного вещества, рассеянных в воздухе.
Дымовые частицы часто настолько малы, что их не удается разглядеть даже самому острому глазу. Но по сравнению с молекулами газа это настоящие великаны, медленно плывущие в воздухе. Вот почему они не проникали в глубинные лабиринты угля, а, минуя его тесные канальцы, пробирались в промежутках между зернами прямо под маску, ко рту, носу, глазам солдата. Чихая, кашляя, он судорожно срывал с себя проти-вогаз и оказывался в поджидавшем его облаке еще более страшного ядовитого газа.
Но и от дымов нашли спасение: над слоем угля в противогазе уложили еще особый противодымный фильтр — из войлока, ваты, шерсти.
Потом добавили еще один защитный слой — сухой химический поглотитель. Это вещество должно было обезвреживать газ, почему-либо прорывавшийся сквозь угольные зерна.
Так противогаз становился все совершеннее и совершеннее. В умелых руках он был надежнейшей защитой. Противогаз предохранял от всех ядовитых дымов и от всех газов — удушающих, отравляющих и слезоточивых.
Только против одного газа он оказался бессильным.
Однажды в немецком городке Геттингене некоего почтенного врача пригласили к юноше, пораженному странной болезнью.
Тело больного было покрыто пузырями и волдырями, руки распухли, глаза воспалены. Он напоминал человека, пострадавшего на пожаре, но, по его собственным словам, он не обжегся, а отравился.
Он говорил с заметным иностранным акцентом, и в рецептную книгу врач записал его под именем Николая Зелинского.
Это происходило еще задолго до первой газовой атаки, задолго до мировой войны — в 1886 году.
Николай Дмитриевич только что окончил Одесский университет. Для усовершенствования в знаниях его командировали за границу. Он поработал некоторое время практикантом в Лейпциге, потом направился в Геттинген, к профессору Виктору Майеру. Здесь Николай Дмитриевич и отравился необычайной отравой.
Он приехал в Геттинген изучать свойства нового химического соединения, тиофена. Это вещество открыл Виктор Майер в смоле, которая образуется, когда выжигают из каменного угля кокс. По многим, чисто теоретическим соображениям тиофен очень заинтересовал химиков. И в течение нескольких лет сотрудники и практиканты Майера только тем и занимались что изучали тиофен и его производные.