Но что действительно насторожило — так это перемены, произошедшие в настроении нашей классной. С нее сталось бы дрожащими руками капать в стакан с водой валерьянку и шугаться родителей, пришедших за своими сыновьями. Но, вместо этого, она… Устроила настоящие разборки! Мы все в изумлении слышали, как из-за двери кабинета биологии доносились гневные крики нашей классной, а затем, она выйдя в коридор окинула нас таким взглядом, от которого кровь в жилах тут же начинает стынуть, сворачиваться, и слезно извиняться, что вообще посмела существовать…
— Ох, не к добру это, чует моя попонька, — тихо проговорила Исаева, глядя, как Лидия Владимировна рявкнула на десятиклассника, игравшего в коридоре с вязанным мячиком, наполненным крупой.
Лидия Владимировна.
Рявкнула.
Капец.
— Больше твоя попонька ничего не чует? — скептически спросила я просто так, не особо ожидая ответа.
— Чует, — серьезно ответила Исаева. — Ты сейчас пойдешь в библиотеку, готовить домашку и точно поможешь с ней мне! Вот прямо предсказываю! — устрашающим голосом воскликнула она. А потом скорчила страшную рожу, глядя на меня. Мы обе прыснули от смеха.
— Знаешь, а может и хорошо, — как-то вяло замечаю я, спускаясь в библиотеку бок о бок с Аней. — Может, Лидочка наконец возьмет наш класс в ежовые рукавицы?
— Не поздновато ли? — фыркнула в ответ Аня. — Хотя, если подумать… Ей это все на пользу, а то ходит овощ овощем!
Я утвердительно промычала в ответ, не без стыда подумав, что знаю истинную причину ее прежнего безэмоционального пребывания. Не мудрено, что после такого длительного игнорирования стороны объекта обожания, она в итоге сорвалась! Хорошо, что она не знает, кого этот объект предпочел!
Углубившись в домашку с девочками и подготовку проекта по биологии, я даже не заметила, как сначала опустела библиотека, а потом постепенно и лицейские коридоры. Пару раз я видела Лебедева, проходящего мимо. Второй раз он прошел около застекленных дверей библиотеки в уличном пальто и бросил на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд.
Я посмотрела на время. Четверть седьмого. Через пять минут нас с Аней и Фаней пришел выгонять охранник. Видимо, библиотекарь попросила. Последний лицейский кружок закончил свою работу уже двадцать минут назад, и всем хотелось домой.
Так как на станцию ехать было еще рано, я с подругами провела еще почти час, шатаясь по скверу рядом со школой, смеясь и ловко перескакивая через мусор, валяющийся на дорогах, который раньше был скрыт под толстым слоем снега. В воздухе пахло весной и вечерней усталостью. Хохоча вместе с подругами, я даже на мгновение почувствовала себя… нормальной. И, возможно, беззаботной! Как будто весь мир сейчас сосредоточен вокруг нас троих. И все остальное — совершенно неважно!
Но я даже не подозревала, как же было приятно в этом нехитром убеждении ошибиться.
Когда я подошла к углу здания станции, с той стороны, где она не освещалась вообще, и тени ветвистых деревьев низко нависали над землей, касаясь выбеленной стены, я с сомнением подумала, что, раз уж химик не уточнил, с какой именно стороны его ждать, то это скорее всего здесь. А я раньше и не обращала внимания, что это место — ну прямо мечта маньяка-насильника! Темное, укромное…
Я чуть спустила с плеча сумку и нащупала шокер. И вдруг кто-то резко схватил меня за предплечье…
Отскочив, я выставила перед собой электрошокер, как будто это был самый настоящий меч-кладенец и попятилась назад. Но, услышав смех Дмитрия Николаевича, залилась краской и, обиженно опустив свое орудие самозащиты, хмыкнула.
— Очень смешно! Прямо уржаться можно!
Несмотря на мое негодование, химик и не думал мне что-то отвечать, тем более просить прощения. Он все смеялся и смеялся, пока наконец не успокоился. А потом, уверенно шагнув ко мне, заставил меня отступить назад, пока моя спина не коснулась выбеленной стены. «Пальто испорчу», — как-то вяло подумала я, но потом отбросила все мысли, видя перед собой только его пронзительные голубые глаза, которые смотрели на меня практически с жадностью…
— Ну привет, Дмитриева, — выдохнул он и, прижав меня к стене, впился в мои губы требовательным и грубым поцелуем.
Разум унесся куда-то далеко, оставив чувства разбираться со всем этим в одиночестве. Я слышала только рваное дыхание Лебедева, когда он прерывал поцелуй, и свое биение сердца, набатом отдающее в висках. Руки химика ловко расстегнули пуговицы пальто.
— Как же невыносимо быть в этой чертовой школе рядом с тобой… — горячо прошептал он и опустил поцелуй на мою шею, чуть потянув меня, чтобы я наклонила голову. — … И играть в твоего преподавателя…
Я почувствовала его теплые ладони, коснувшиеся моей спины и аккуратно стиснувшие бок. А как мне тяжело, Дмитрий Николаевич, изображать святую простоту и наивность, когда внутри меня все переворачивается, стоит мне только услышать ваш голос…
Внезапно я вскрикнула и вздрогнула, когда химик, забывшись и не рассчитав силы, сжал мой бок там, где сам же его зашивал когда-то. Он резко отпрянул.
— Прости, я… — он медленно отошел на полшага, будто заставив с трудом себя это сделать.