Он взметнул руку в ту сторону, где мы вели поиски. Над равниной нависли прозрачные сумерки, и я, к собственному изумлению, вдруг понял, что во мне просыпается интерес к его словам. Полковник Льюис непрестанно втолковывал, чтобы мы не верили в эти россказни. И если кто-нибудь из наших вспоминал про них, я первым принимался его высмеивать. Обычно мы хором предлагали бедолаге обойти район с магическим ивовым прутиком. Мы по-настоящему верили, что никакой жилы здесь нет и никогда не было. Но теперь я остался один и к тому же сам себе начальник…
Дейв и я, не сговариваясь, оперлись одной ногой на нижнюю перекладину перил; не сговариваясь, опустили руки и положили их на колени. Дейв выплюнул табачную жвачку и поведал мне историю Оуэна Прайса.
— Он всегда был тронутый. — говорил Дейв. — Сдается мне, перечитал все книжки, какие нашлись в поселке. Натура у него, у малыша, была неугомонная…
Я не фольклорист, но и я без труда видел, что к рассказу уже примешаны крупицы вымысла. Например, Дейв уверял, будто рубаха на мальчишке была порвана в клочья, а спина исполосована кровавыми бороздами.
— Словно зверь его когтями полоснул, — говорил Дейв. — Но мы шли по следам малыша, пока не сбились, — он так петлял, что вконец нас запутал, — и ни одного отпечатка звериной лапы не видали…
Можно было, конечно, выкинуть всю эту чепуху из головы, но история уже захватила меня. Может, виной тому была неспешная, уверенная манера рассказчика, может, обманчивые сумерки, а может — уязвленное самолюбие. Мне подумалось, что в огромных лавовых полях подчас встречаются разрывы и на поверхность выдавливаются глыбы исконных пород. А что если такая глыба есть поблизости? Выброс, вероятно, невелик, футов двести — триста в поперечнике, и буровики пропустили его, а там полным-полно урана. Обнаружь я его — и полковник Льюис станет всеобщим посмешищем. Здравый смысл восставал против нелепых выдумок, но какая-то бестия, прячущаяся в глубинах сознания, уже принялась сочинять злорадное письмо полковнику Льюису, и это занятие мне понравилось.
— Кое-кто у нас уверен, — говорил Дейв, — что сестренка малыша могла бы рассказать, где он нашел клад, если бы захотела. Она частенько бегала в пустыню вместе с ним. Когда это приключилось, она словно ополоумела, а потом и вовсе онемела, но теперь, я слышал, выздоровела.
— А где она живет? — осведомился я.
— С мамашей в Сейлеме, — ответил Дейв. — Окончила курсы, нанялась секретаршей к какому-то тамошнему юристу…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Миссис Прайс оказалась женщиной пожилой и суровой, а ее влияние на дочь почти не знало границ. Она разрешила Элен стать моей секретаршей, едва я упомянул сумму жалованья. Допуск на Элен мне прислали по первому телефонному звонку: она уже проходила проверку, когда расследовали происхождение того злополучного кристалла. Оберегая репутацию дочери, миссис Прайс позаботилась о том, чтобы Элен жила в Баркере у знакомых. Впрочем, репутация была вне опасности. Я не остановился бы перед тем, чтобы сделать Элен любовницей и таким путем вытянуть из нее секрет — если б он только существовал. Но я знал, что лишь разыгрываю представление под названием «Месть Дьюарда Кемпбелла», знал, что никакого урана мы не найдем.
Элен была худенькой девочкой, этакой перепуганной льдинкой. Она носила туфли на низких каблуках, нитяные чулки и простенькие платьица с беленькими воротничками и манжетами. Единственное, что было в ней примечательным — это безупречно гладкая кожа. Выгнутые темные брови, голубые с поволокой глаза и эта кожа по временам придавали ей совершенно неземной вид. Сидит она, бывало, опрятненькая, самопогруженная, коленки вместе, локотки прижаты, очи долу, голосок еле слышен — замкнутая, как улитка в раковине. Стол ее располагался напротив моего, и она сидела так целыми днями, выполняла все, что я поручал, но расшевелить ее не удавалось никакими силами.
Я пытался шутить, дарить ей всякие пустячки и оказывать знаки внимания, пытался напускать на себя печаль и делать вид, что остро нуждаюсь в жалости. Она выслушивала и продолжала работать — оставалась далека, как звезда. Только через две недели, и то по чистой случайности, я сумел подобрать к ней ключик.
В тот день я решил бить на симпатию. Я изрек, что все бы ничего, можно жить и в ссылке, вдали от дома и друзей, но чего я действительно не способен вынести — так это унылого однообразия района поисков, где нет ни одного живописного уголка. Что-то затеплилось в ней, она взглянула на меня так, словно проснулась.
— Да тут полно удивительных мест, — тихо сказала она.
— Садитесь в джип и покажите мне хоть одно, — бросил я с вызовом.