Химия любви

Потом я забеременела от Володечки. До сих пор не понимаю, почему он на мне не женился… У меня был выкидыш. Мне кажется, если б этого не случилось, я б родила и воспитала, вырастила ребенка. А куда деваться: мне пошел четвертый десяток. Но – не случилось.

Потом началось лето. Звонок на вахту: «Если будет Карина Николавна, пусть ждет. Мы перезвоним. Через 47 минут».

Кто мы? Откуда? Зачем?..

Это был он.

Он позвонил через 48 минут.

Сказал:

– Я из гостиницы – помните, был у вас зимой? Только что заселился. Давайте встретимся – нужна ваша помощь. Поэтому буду вас соблазнять…

И после мгновенной паузы добавил:

– Соблазнять помочь мне.

Я растерялась – почти не помнила. Этот бесхитростно-хитрый ход… Меня заинтриговали, сбили с толку последние слова. Конечно, дерзкие, но… Почему-то были приятна эта дерзость. И слова были заманчивы. «Нахал какой-то», – подумала я и сказала:

– Давайте встретимся на полпути между школой и гостиницей.

Потом, подумав, сказала:

– Я могу вас не узнать. Приходите лучше в школу.

Он пришел.

И сказал то, против чего незамужняя молодая женщина почти никогда не возражает:

– Давайте вместе поужинаем, и я вам все расскажу.

Кафе называлось «Карина».

Он сказал:

– Мне нужен местный человек, чтобы съездить вместе в Чемал. Я же никого не знаю, а там много информации имеется… От вас нужно согласие и зубная щетка.

Я сразу поняла ситуацию. Но сказала себе: «Никакой постели».

Но я себя обманула.

От него исходила какая-то особая энергетика…

Он говорил, говорил и говорил – будто боялся замолчать из-за какой-то опасности… А наши глаза, похоже, уже обо всем договорились без нас…

На следующий день я наплела чего-то маме и прыгнула к нему в машину…

Решение принимал не расчетливый ум, а мое одинокое на тот момент сердце. Тоска по чему-то возвышенному, звездному часто переполняла меня и непонятно возбуждала.

С другой стороны, просто хотелось отдохнуть, прокатиться, пообщаться с новым, интересным человеком… Жить в удовольствии, в материальном и душевном комфорте – это желание всегда было во мне. Даже тогда, когда я говорила себе: это не так. Но чаще всего я играла в поддавки сама с собой – как и в этот раз.

…А он все рассказывал – и про остров, и про храм, про то, как в 30-х энкавэдэшник его сначала нарисовал (художник, блин), а потом – сжег.

Я подумала: он где живет, а я – здесь. Почему он так много всего знает, а я – нет; и зачем я с ним?..

Потом эта мысль легко испарилась – ведь мне было так легко и счастливо. Как никогда в жизни.

* * *

«Никогда, никогда не мог думать, что моя любовь к тебе может вызвать крах жизни. До сих пор не понимаю, почему тебе поверил. (Допамин, наверное). Вчера, по возвращении, разговаривал долго с тобой, потом хотел сказать: «Несмотря ни на что, если не будешь выходить замуж – Коля или кто-то – роди от меня дочку…» Я тебя предупреждал, что у тебя со мной будут либо одни проблемы, либо (если мы с тобой правильно себя поведем) сначала проблемы – потом счастье. Получилось первое.

…Помнишь, я тебе говорил о стихотворении, которое заканчивалось: «…Я умер». Это правда. Добавлю сейчас: с большой неохотой.

Сейчас я успокоился, так как сообразил, что к чему. Понял все про тебя и про меня. Я тебе оказался не по плечу, я придумал тебя, нашу любовь.

И тем не менее, спасибо тебе».

* * *

«…Конечно, я неправильный человек, – по этому письму ты все и поймешь. И дело не только в сумбуре в моей и твоей голове – оно другим и быть не может – дело лишь в моей голове. И в сердце.

Я не должен был писать это письмо – хотя сочинял его с самого первого дня разлуку. Это письмо – нить к тебе. К нам. А нам с тобою делать нечего – в конце скажу об этом. Я мог бы (хотел очень) раньше написать – душа так рвалась, – но уединиться смог только сегодня: пошел на авторынок возле нашего института, нашел прохладное пустое уличное кафе, на службе придумал уважительную причину.

…Тогда, когда я ехал от тебя, от нас, кто-то (может быть, ты?) молился за меня, и я остался жив. Я тогда не испугался, я просто подумал: через секунду меня не будет. И на секунду мне стало легко на душе – не знаю почему.

Потом, следом, могла случиться другая авария – на левом переднем изнутри порвался корд, я не видел торчащую проволоку и по-прежнему гнал, гнал…

…За эти дни я столько раз с тобой разговаривал, столько всего напридумывал… и, слава Богу, не получилось написать. Потому что сегодня будет письмо взвешеннее и трезвее.

…В каждой женщине видел тебя (точнее, часть тебя): вот здесь волосы, как у тебя, здесь твоя фигура, здесь грудь, здесь еще что-то твое…

У меня в жизни много чего было, но такого не было.

Моя попытка поговорить с тобой через это письмо – конечно, безответственность. Я тебе совсем ни к чему. Каждый день я хотел к тебе приехать на час-другой и сказать, глядя тебе в глаза, что я тебе ни к чему.

И приехал бы, но были обстоятельства, которые я не мог преодолеть. Потом хотел тебя сюда вытащить, потом…

Сегодня, сейчас я заготовил несколько листов для письма и пишу очень плотно, но, оказалось, зря: не ожидал, что письмо будет совсем не длинным.

…Сразу перехожу к концу письма: