а) я стар для тебя;
б) за мной стоит очень много людей – я не могу их оставить;
в) я – дурак, дома рассказал обо всем.
…Поэтому: плюнь на меня. Слюной. И забудь.
…Вот и письмо дурацкое получилось».
Глава вторая
Мы ходили из магазина в магазин – их в Чемале 10 штук, все стоят рядом. Взяли еды – овощи, фрукты, сыр, вино. Долго ходили, долго выбирали, не понятно, чего искали… Теперь-то, после всего, что случилось, я все знаю и понимаю: важен был процесс. Потому что в одночасье, в одно (или два) мгновения случилось чудо: образовались некие чувства. А когда это случается, то, понятно, никуда от этого не деться, человек становится… Впрочем…
Мы нашли укромное место на берегу реки и разложили все для нашего первого ужина. Потом у нас было еще много обедов, завтраков, ужинов – но этот был – как свадебный.
И он, торопясь чего-то не договорить и упустить, сказал:
– Давай на брудершафт. А тост… За встречу, за шум реки…
– Но брудершафт – это целоваться?
– Да, – сказал он уверенно.
И мне это понравилось.
Это была не наглость.
Мы выпили и слегка соприкоснулись щеками и губами.
И все в этот момент и решилось.
Потом я показала ему «тарзанку», плотину. Потом он сходил в машину (она была в двухстах метрах от нашей поляны) за водой, сказав при этом бесхитростно и безобидно, и я растаяла, уплыла, все поняла (только до сих пор не могу понять своего отступничества):
– Я пошел в машину, а ты нарежь еще немного сыру. И если хочешь – сходи пописать.
После этого все так и было – все непринужденно и естественно. Однажды он, дурак какой-то, увидел меня нечаянно на унитазе, подставил ладошку и сказал очень серьезно:
– Писай.
Когда в ладонь набралось – он выпил и сказал:
– Я – не хулиган и не извращенец. Просто я так тебя сильно люблю.
Я ему поверила. Потом мы не один раз писали по очереди в унитаз. И мне было приятно, я вовсе не удивилась, когда он предложил сделать эту глупость.
Он как-то сказал:
– Когда любишь, то испытываешь удовольствие от запаха носков любимого человека. Это известно всем взрослым людям.
А я об этом не знала.
А в тот вечер мы утонули друг в друге. Мы жили в маленьком аильчике, совсем маленьком: два спальных места, одно над другим, окно, столешница к нему. Преочень уютно. Но нам было более чем достаточно. И главное – никого поблизости. Только мы вдвоем, глаза в глаза. И крупные, яркие звезды.
…Еще в пути я думала: «Скорее, он возьмет одну комнату на двоих… А почем бы и нет!!.» И я все бросила на волю волн.
Это были сумасшедшие ночи и дни. Он целовал мое лицо, глаза, тело с таким трепетом, что у меня в пятках кололо. Но это и пугало почему-то. Мы испытывали величайшее наслаждение от встречи взглядов, от голоса друг друга, от случайных и неслучайных прикосновений. Мы были едины в жестах, желаниях, словах, наши сердца стучали в такт. И дело совсем не в физическом наслаждении…
Мы совсем не стеснялись того, чего обычно люди всегда, во все времена и во всех странах и континентах стесняются.
Я могла спокойно при нем подмываться, глядя ему в глаза, видя, как он стоит с полотенцем в руках.
Ночью он вышел пописать, я – вслед за ним, положила голову на плечо, смотрела на звезды, а потом, когда он закончил свое маленькое дело, сказала:
– Давай-ка я промокну кончик и застегну ширинку. Мне это приятно.
И в самом деле, мне было это приятно.
…Только понять не могу, почему я поступила так, как поступила?.. А утром он принес кофе и два блинчика в постель. Я не сразу могла прикоснуться к еде – так мне хотелось продлить состояние блаженства. Это была не я, а другая женщина, наполненная женским счастьем.
А днем мы выходили в поселок за продуктами, гуляли, держались за руки, как два юных человека. Хотя на самом деле я ему годилась в дочери. Но вот что важно – и тогда, и потом я не встретила ни одного косого взгляда – наоборот. До сих пор мне это не понятно. Скорее всего, люди видели такую глубину нежности, которая в обычной жизни встречается не часто, совсем редко, а как коситься или не одобрять нежность, искренность, чистоту? Мы всегда хорошо смотрелись вместе – по крайней мере, тогда я так нас ощущала.
Еще сутки мы не выходили из нашего пристанища, наслаждаясь неразрывностью, пытаясь не упустить ни одного жеста друг друга. Слияние душ, тел, мыслей, желаний… Это и есть счастье.
Через трое суток он сказал:
– А теперь по делам мне нужно в Чуй-Оозы.
И мы поехали.
И тут я поняла, каким он еще может быть…
Он машину чувствовал, как…
– Как свои руки, – сказал он.
– Как меня, – сказала я.
Голову я положила ему на плечо, левую руку ему на затылок, а правую – на гульфик, мне нравилось ощущать его твердую плоть.