Я купалась в ситуации, надувала щеки от гордости: у меня двое мужчин. Одного люблю сильно-сильно. А второй тоже неплох. К тому же, один из них женат. Значит, я победила ее. Может, это и не совсем хорошо в этом признаваться, но в этой ситуации я чувствовала себя уютно.
Да что там говорить: со своей совестью я жила в ладах.
После того как он перешагнул для себя какой-то барьер (наверное, с моей помощью), он стал вести себя по-другому. Он сказал мне:
– Поверь, знаю: чувства должны постоянно чем-то поддерживаться. Подпитываться. Иначе им – смерть. Я – далеко от тебя. Поэтому буду цеплять тебя всем, чему смогу, чем сумею.
Он сумел.
Он стал писать. Письма – откровенные, серьезные, доверительные. Я с такой глубиной не сталкивалась, и мне было лестно. А значит – интересно.
Но мне было важно слышать его голос – искренний, взволнованный, будоражащий… Но он звонил редко – и это тоже меня заводило.
Однажды у нас состоялся такой разговор:
– Звоню из гаража. С чужого телефона – мой просматривают домашние. Что делаешь?
– Домой иду.
– Одна?
– Да.
– А как одета?
– В плаще.
– А в какой руке трубку держишь?
– В левой.
– А правая рука свободна?
– Да.
– А ты в юбке или брюках?
– В брюках.
– А ты можешь правую руку запустить в трусики и…
– …Ты что! Я – на остановке.
– А ты можешь отойти в сторону?
– Да.
– Так отойди!
– Отошла.
– Где рука?
– Там…
– А где моя рука?
– Не знаю…
– И все же?
– Там…
– А что она держит?
– Не знаю…
– А все же?
– Ну…
– А все же?..
– Ну, пенис.
– Не говори так. Говори: он. Или – член.
…Потом мы стали свои вещи называть своими именами. Употребляли те слова, которые поллюционирующие подростки на заборах пишут. Это нас не коробило. Это нас волновало. И сближало. Но об этом – позже.
А в те дни меня не отпускала – и до самого расставания навсегда – песня:
А потом я решила, что, пожалуй, он был прав, когда в первом письме (а потом их были десятки, сотни с обеих сторон!) говорил о бесперспективности наших отношений. Тем более что приехал на межвахтовый отдых Коля.
Я его не оттолкнула. Даже обнадежила. Мы были вместе несколько дней. Коля больше молчал, хотя я знала, что он хочет узнать. Мы ходили подолгу по вечернему городу. Наши шаги звучали синхронно, синхронно ночью двигались наши тела. И смотрелись вместе, рядом мы неплохо.
Я видела, что Коля уважает меня, доверяет, пытается оказывать нестандартные (по его взглядам) знаки внимания – делая подарки; выбрать для меня что-то, представляю, было для него мученьем. Я мало думала о его внутреннем мире (чаще всего он молчал или говорил о ригелях и фундаментах), хотя то, что человек он хороший, положительный, было вне всякого сомнения. Вне всякого сомнения он будет хорошим хозяином, мужем, отцом. Наверное, он любил меня, хотя про его сердце и чувства я ничего не знала. Но по-своему мне было с ним комфортно. Иногда. А про завтра, которое неминуемо наступает завтра, я и не думала.
Следом пришел он. Мы встретились в абсолютно пустой квартире, которой предстояли долгие месяцы ремонта.
Я вымыла часть комнаты, нашла какую-то посуду для выпивки и еды – все это поместила на пол, на газету. И мы сидели на полу.
Я сказала:
– Ничего не надо, ничего не будет…
Он ничего не понял, но что-то почувствовал.
В результате вышел дурацкий компромисс: он разделся до пояса, меня раздел до пояса… И так мы ели, пили, разговаривали, прижимались друг к другу, целомудренно целовались, он трогал мои груди, соски…Но крепость не сдалась. Моя совесть осталась чистой. Хотя про Колю ему ничего не сказала: смалодушничала, потому что сама для себя окончательно ничего не решила.
В три ночи он отвез меня домой, к маме – я ему сказала, что у нас не принято не ночевать дома. И улетел в Бийск на своей «Вольво» – там у него были дела.
И нет бы нам том и остановиться – недоговоренность, двусмысленность, взаимное притяжение позволили, заставили нас звонить друг другу, писать письма – на тот момент еще осторожные.
Потом он уехал в Париж в командировку. Каждый день отправлял по письму. Иногда я получала по три-четыре в день – накапливались. А я думала. Взвешивала.
По возвращении – позвонил сразу. И в разговоре мы оба поняли – нам не быть вместе. (Ведь он, думаю, тоже многое думал. Наверное, он что-то почувствовал двойственное во мне.) Таков был не текст, а подтекст.
И он приехал сразу же:
– Надо поговорить, – сказал Он сразу же после первого объятия и поцелуя.
– Да, конечно, – сказал я. – Но сейчас я на работе. Чуть позже, ладно?
– Ладно, – сказал Он охотно и улыбнулся. Так, что у меня сердце упало в живот.
Вечером этого дня мы поехали компанией в Аю выпить вина, кофе, потанцевать.
Жаркую ночь мы провели с Ним в частной гостинице.
А наутро, проснувшись, сходив вместе в душ, потом – в постель, потом позавтракав, я спросила:
– Надо поговорить.
– Да, – сказал он. – Мы должны расстаться. Ты знаешь.
– Да, – сказала я. – Но скажи, почему распадаются семьи? Какие ошибки совершают муж и жена? Чего надо бояться?.. (Тогда я думала о Коля.)