Химмельстранд. Место первое

Петер остановил джип и выключил радио. Воздух опять, как и тогда, сгустился, он словно давил на голову.

Откинулся на сиденье.

Внутренний зуд все усиливался. Как будто в груди поселился паук с длинными-предлинными ногами, и они достают чуть не до кончиков пальцев. Или нет… не паук. Дерево. В его сердце посадили дерево, и оно разрастается, протягивает свои ветви по всему телу.

Петер зажмурился, представил себе это дерево – какой он все же кретин. Зачем искать такие замысловатые метафоры, когда причина ясна.

Он чувствует бег крови по сосудам.

Он внезапно ощутил свою кровь – как это может быть? Кровь, которая бежит по сосудам всю жизнь, с младенчества и до самой смерти, кровь, о которой мы никогда не задумываемся, не прислушиваемся к ее безустанному току… а какие-нибудь дикари даже и не знают об этом постоянном неиссякаемом потоке. И она не просто зудит, его кровь, она тянет его куда-то. Зовет.

Он вышел из машины и, повинуясь этому зову, пошел по газону. И остановился. Там, куда он направился, уже не было четкой границы между зеленью травы и мертвой голубизной неба. На горизонте лежала тонкая перина мрака.

Туда. Я иду туда.

Еще чего… Он не смог представить, насколько высока эта стена мрака или сколько до нее идти. Попытался – и не смог. Но тяга так сильна, зов крови так неумолим, что он вынужден бороться с ним чисто физически, удерживать себя, как удерживают рвущегося в цветущую степь коня.

Бороться? Зачем бороться? Ты же сам знаешь – твоя дорога туда.

Петер вытянул руку с растопыренными пальцами, попытался максимально расслабить мышцы – и ощутил все усиливающееся притяжение, словно кто-то тащил его за руку. Несильно, но настойчиво.

Он снова открыл пассажирскую дверь, открыл бардачок и достал осколок разбитой выстрелом бутылки. Острый, словно заточенный, кончик – ничего не надо резать, просто уколоть.

Вытянул указательный палец и ткнул осколком. Удалось только со второй или третьей попытки – на кончике пальца появилась кровь. Надавил – кровь похожа на переливающуюся красную жемчужину. Петер перевернул ладонь. Жемчужина превратилась в каплю и сорвалась с пальца.

Никаких сомнений. Все это происходит не только у него в голове. Зов крови – никакая не метафора: капля не упала прямо в траву – она пролетела чуть не метр красивой дугой, словно и ее притягивала черная полоса над горизонтом.

Петер вытер палец о рубашку, вытянул руки по швам и встал по стойке «смирно», слегка откинувшись назад, противодействуя силе, тянувшей его к горизонту.

Жизнь, пропади она пропадом, не вечный праздник.

Какая разница? Вернуться в лагерь, к Изабелле и Молли… может, даже удастся выбраться из этой западни, вернуться в действительность и продолжать копошиться в дерьме… Еще год, потом еще.

Теперь у него есть альтернатива.

Я иду.

Он сел в машину, запустил двигатель и поехал туда, где над горизонтом сгустилась черная траурная полоса.

* * *

Охо-хо…

Майвор, кряхтя, собрала банки в холодильник. Взяла две и села на стул. Одну, с кока-колой, поставила у левой ноги, вторую, с «Будвайзером», – у правой. Надо передохнуть и отпраздновать – как-никак, нашла целый клад.

Иногда она позволяла себе выпить глоток-другой некрепкого пива – с сэндвичем с креветками, к примеру. Совсем другое дело. Но когда она в последний раз села вот так, посреди дня, и открыла банку пива? Двадцать лет назад? Тридцать?

С чувством совершаемого греха Майвор отколупнула металлическую дужку, слизнула мгновенно полезшую пену и сделала большой глоток.

Не сказать, чтобы так уж вкусно, но она глотнула еще раз – только потому, что есть такая возможность. Обычно она старалась воздерживаться – прежде всего, чтобы не поощрять Дональда. Тот, когда войдет в раж, успевает только комкать пустые банки одну за другой и швыряет их к двери. Поглядывает с удовольствием – дескать, я еще ого-го как могу. И вид у него при этом такой… Майвор сморщила нос. Вид у него неприятный. Даже отталкивающий. Горькое пойло, что мужики в нем находят.

А по части секса между ними давно уже ничего не происходило. В молодости-то Дональд донимал ее чуть не каждую ночь, а то и по нескольку раз, и, надо признаться, к большому ее удовольствию. А потом родился младший, Хенрик, и что-то погасло. Погасло – и больше не загорелось.

Вначале у нее просто-напросто не было сил, а когда вдруг появлялось желание, ничего не получалось у Дональда. Они никогда на эту тему не говорили – о таком мужчина с женщиной говорить не должны. Но постепенно даже и пробовать перестали.

Майвор вздохнула и потянулась за банкой с колой – смыть горький вкус. Ну да, она, конечно, не Элизабет Тейлор. Лишний вес, ноги враскоряку, дряблые мышцы, но… а если бы не лишний вес? Так и продолжалось бы, как началось?

Сомнительно. Набрала в рот кока-колы, покатала от щеки к щеке и выпила.