Химмельстранд

Весь день ее преследовали картины собственного исчезновения. А почему бы нет? Утолить, наконец, подростковую жажду самоуничтожения. План, которому помешал Стефан. А может быть, все эти годы со Стефаном — всего лишь передышка, затянувшаяся пауза, а намерение покончить с жизнью никуда не делось?

И она шла за тигром. Все дальше и дальше от лагеря. Остались только они — она и этот тигр, как визуальное воплощение всех пакостей, которые она успела натворить в юности. И единственное объяснение происходящему — жертва. Она должна пожертвовать собой, и тогда Эмиль будет жить.

Она покорно ставит ноги одну перед другой, подражая тигру, и не может отвести глаз от играющих под шкурой могучих мускулов на ляжках чудовища, от хвоста, покачивающегося над травой, как маятник, отсчитывающий отведенное ей время.

И когда это кончится? Они идут, идут и идут. Время тянется бесконечно.

— Что ты хочешь от меня? — спросила она громко, и тигр навострил уши. — Что я должна делать?

Что может ответить тигр? Он даже на долю секунды не остановился. Продолжал идти по узкой тропе, убегающей к горизонту, насколько видит глаз. Перед глазами возникло искалеченное тельце Эмиля, и она остановилась. Может быть, его уже нет, может, он испустил последний вздох, а она, его мать, надумала прогуляться.

— Что я должна делать? — крикнула она с отчаянием. — Что я должна делать?

Тигр не обратил ни малейшего внимания на ее выкрик — продолжал идти, ни на долю секунды не изменяя ритма. Хвост туда-сюда. Как маятник, отсчитывающий отведенные ей минуты жизни: тик-так, тик-так.

Карина догнала его, схватила за этот омерзительный хвост, дернула что есть сил и упала на колени.

Тигр остановился, обернулся и тихо зарычал.

Их головы оказались на одной высоте. Он зарычал снова, показав ряд огромных белоснежных зубов.

Карина обмерла.

Беги же, беги! Ей стоило огромных усилий приказать телу не следовать инстинкту, не поддаваться импульсу.

Тигр уставился на нее, она уставилась на тигра.

— Ну? — крикнула она отчаянно. — Ну и что тебе надо?

Тигр склонил голову набок, словно пытался понять, что она сказала. Отвернулся и начал вылизывать шерсть, как домашняя кошка.

***

Солнце шло к закату, стало прохладно, и руки Эмиля покрылись гусиной кожей. Он вышел из лагеря и пошел по тропинке к полю, на которое уже упали вечерние тени. Там, посреди поля, стояла маленькая машина, запряженная в кемпер. Эмиль и раньше видел такие машины. И такие кемперы тоже видел, но чтобы «яйцо» запрягали в «жука» — никогда.

Маленькая машинка, точно такая, как Херби33. Папа, сказал, что такая машинка называется «жук». И прицеп маленький. В их кемпере уместятся два таких. Иногда такие прицепчики встречались в кемпингах, и Эмиль всегда останавливался посмотреть. Их ласково называли «яичко» — форма действительно напоминала яйцо.

Тропинка ведет к этому странному, словно явившемуся из прошлого, экипажу. И машина, и кемпер выкрашены серебристой краской, а рядом сидит на раскладном стульчике пожилой дяденька и что-то вертит в руках.

Увидев Эмиля, он кивнул — первый взрослый, который хотя бы взглянул на него. Эмиль подошел поближе. Не дойдя три шага, остановился и осторожно сказал:

— Привет.

— Привет, привет, — ответил дяденька.

Чуть постарше папы. Джинсы и свитер. Почти лысый, и трудно определить, злой он или добрый. Обычный дядька.

Нет, не совсем обычный. В руках у него вязанье. Эмиль никогда не видел, чтобы мужчины вязали.

— Темно становится, — пожаловался дядька, отложил вязанье и внимательно посмотрел на Эмиля. — А что ты здесь делаешь?

— Не знаю, — честно признался Эмиль. —Думаю, мне надо сюда.

— Ну да, ну да, — новый знакомый вздохнул. — Собственно, я собирался паковаться, но...

Он встал со скрипнувшего стула и пошел к крошечной дверце кемпера. Эмиль подошел поближе и увидел, что под стулом стоит обычный питьевой стакан. Из него торчит маленькая кисточка, а на дне какая-то темная жидкость.

Дядька уже взялся за ручку двери, но его остановил вопрос Эмиля:

— Это вы нарисовали кресты на вагончиках?

Тот пожал плечами.

— Ну да. Я этим и занимаюсь.

— Почему? — Эмилю вовсе не хотелось выглядеть как тот почемучка в детском саду, но других вопросов у него не было.

— Откуда мне знать? Кому-то надо... Рисую кресты, вожу эту тележку, — он кивнул на яйцевидный кемпер. — Заходи. Или как?

Дядька открыл кемпер, и Эмилю показалось, что дверь изнутри занавешена черной шторой. Подошел поближе и понял, что это никакая не штора. А если это штора, то она не плоская.

Дядька наклонился, чтобы войти в низкую дверцу. Внезапно он замер и прислушался. Глаза его сузились. Что-то, очевидно, услышал — напряженная морщинка на лбу сгладилась, он улыбнулся и даже начал потирать руки.

— Ну и ну, — сказал он с радостным удивлением. — Похоже, и у меня там есть дела.

Эмиль не мог понять, почему этот дядька так оживился и начал махать рукой, чтобы Эмиль подошел поближе.